Кстати, немногие люди видят переделанных так, как вижу их я, или как видел Джек.
И не говорите, что это неправда. Для большинства из вас они не люди, вы либо не обращаете на них внимания, либо пользуетесь ими, по привычке. А если кому-то из вас случится заметить кого-то из них по-настоящему, то вы хотите поскорее это забыть, точно ничего этого не было. Так вот, с Джеком все было совсем иначе, и не только потому, что он сам был переделанный. Пари держу — да нет, знаю наверное, — что Джек всегда замечал их, ясно видел их человеческую сущность еще до того, как с ним самим кое-что сделали. То же и со мной.
Вот вы идете по улице и видите вокруг шваль, переделанную шваль с исковерканными телами, которую выплевывают в город пенитенциарные фабрики. Не хочу впадать в сентиментальность, но я нисколько не сомневаюсь, что вон в той женщине — да, вон в той, без рук, зато с маленькими птичьими крылышками на их месте, — Джек увидел бы именно женщину, а еще он увидел бы старика, а не бесполую зверушку, в которую его превратили, и молодого паренька — правда, вместо глаз у него темное стекло, и трубочки, и какие-то огоньки, так что он пробирается вперед медленно, неуверенно — тяжело ведь глядеть глазами, с которыми ты не родился, — так вот в нем Джек увидел бы прежде всего мальчишку. В людях с паровыми механизмами или истекающими маслом моторами вместо внутренностей, с частями животных вместо конечностей, с кожей, измененной ведьмами, и так далее, Джек видел прежде всего людей, страдающих под тяжестью наказания.
Люди ломаются, когда их переделывают. Я часто это видел. Такое ведь случается сплошь и рядом — закону чуток не потрафил, и пожалуйста, просыпаешься утром с новой рукой или ногой, или железяка какая-нибудь из тела торчит, или еще чего; но главное даже не это — не физическая боль, не телесное уродство, а то, что теперь они такие же, как те, на кого они плевали в течение всей жизни, те, кого привыкли не замечать и не считать людьми. То есть они сами понимают, что превратились в ничто.
А вот Джек, когда с ним такое сделали, не считал себя нулем. И никого другого тоже.
Вот был такой случай. В Дымной излучине есть сталелитейный завод, и там служил один тип, управляющий какой-то, из мелких, — Джек тогда уже несколько лет как освободился, а я только недавно услышал, — но неприятности от него были большие. Он стучал на членов профсоюза, когда те пытались агитировать народ. И тогда организаторов начинали провожать домой бандиты, запугивали их, так что те замолкали, а то и вовсе увольнялись с работы.