– Что ж, отлично, – сказал он и спрятал письмо в карман. – Идемте осматривать место трагедии.
– Но сама записка, сэр! – произнес Вольтер трагическим шепотом. – Разве она, – тут он снова огляделся, – разве она не наводит на мысли?
– Давайте договоримся так, капитан. Ваше дело следить за тем, чтобы на судне был порядок, а с этим происшествием я разберусь сам... Ну, естественно, с некоторой вашей помощью. Договорились?..
– Конечно, сэр. Вы руководите всей операции, и любой ваш приказ...
– Вот и отлично, – перебил его Смайли. – Ведите меня на место Насколько я понял, это произошло в его каюте?
Каюта старшего штурмана Израильчка выглядела так, как выглядело множество жилищ флотских офицеров.
Обычная штатная кровать, два стула, стол с кожаной обтяжкой, на обратной стороне шкафа несколько фотографий голых красоток, профессионально Доработанных карандашом.
– Он любил рисовать, этот ваш Израильчук? спросил Смайли и посмотрел на залитое кровью лицо старшего штурмана.
Его тело лежало как раз посередине каюты, из чего следовало, что он стрелялся стоя. Насколько Смайли разбирался в таких делах, стреляться люди предпочитали сидя. Некоторые лежа. Это, конечно, забавно, но по признаниям самубийц-неудачников они опасались сильно удариться во время падения. А лежа стреляться комфортнее – это понятно.
– Кто, кроме вас, капитан, и вашего помощника лейтенанта Халкиди, знает об этом происшествии? – спросил Смайли, посмотрев на стоявшего тут же высокого лейтенанта.
– Кроме Халкиди, я не говорил никому, – сказал Вольтер.
– А я рассказал вахтенному Борцу, – признался лейтенант и залился румянцем.
– И про записку тоже упомянули? – тихо спросил
Смайли.
– Но... Но я не знал, сэр... – Казалось, лейтенант вот-вот расплачется. – Я не знал, что это секретно.
– А это вовсе и не секретно, – заверил его Смайли, чем вызвал удивление и Халкиди, и капитана
Вольтера.
– Да, никакого секрета из этого делать не стоит. Ну был предатель, который выдал нас врагу и, написав покаянную записку, застрелился. Это очень скверно... Очень... Тем не менее, это не секрет.
– Что же нам теперь делать, в этих обстоятельствах?
– Во-первых, я должен поговорить с врачом. Как его?
– Штольц, сэр! Франкфурт Штольц! – нарушая субординацию, выкрикнул лейтенант. Он был прощен, и радость распирала его так, что хотелось совершить какой-нибудь служебный подвиг.
– Позовите сюда Штольца, мне нужно с ним поговорить. А снаружи – в коридоре – выставьте охрану из двух человек. Все, больше я вас не задерживаю, господа.
Когда офицеры вышли, Смайли остался один на один с трупом старшего штурмана. Впрочем, трупов Смайли не боялся, поскольку слишком часто имел с ними дело. Сейчас на Туссено, на южном побережье, его работу выполнял заместитель, и Смайли беспокоился, все ли там ладно. Бить людей без толку не следовало. В промежутках между сеансами должен быть кто-то, кто сумеет рассмотреть в замутненных взорах истязаемых искру правды или раскаяния. Смайли это удавалось, а вот его заместителю не всегда.