Когда нужный жених таки объявился, счастью папы не было предела. Мы открыли даже завернутое в старое мамино пальто шампанское для особых случаев. Морщась от кислоты, я слушал, как разместятся четверо, а то и шестеро рыжих котят в нашей однокомнатной квартирке. Котят было трое: черный, белый и полосатый. Папа плакал и обещал их любить несмотря ни на что.
И вот тогда я понял, что могу стать таким же, если хоть секунду еще простою на покрытом линолеумом полу. Что нужно бежать далеко, чтобы знать: я по-настоящему нужен. Потому что это не жизнь, когда нет воли к выживанию. Воля выше жизни. Понимаешь? Воля – настоящая жизнь.
Так я почти двадцать лет соглашаюсь на экспедиции с зимовкой в Антарктиде. Полгода – одна ночь. Жена плачет, мы расстаемся каждый раз как последний. Тут ведь всегда смерть ближе жизни… но и воля ближе.
Выходит, что жизнь, такая… самая настоящая, чтоб пить и легкими, и желудком, и почками, и глазами… до конца… настоящая жизнь – это уже немного смерть.
А папины котята дают новый приплод.
Клюшников. Сколько исполнилось-то?
Левон. Двадцать три.
Мишка. Мертвый на треть.
Левон. Почему мертвый?
Мишка. Ну, сколько ты проживешь? С такой работой в лучшем случае семьдесят. Двадцать три прожил. Треть потратил. Таскаешь теперь на себе больше, чем на треть мертвого себя.
Левон. Петр Георгич, зачем вы назвали собаку Мишкой, как человека?
Клюшников. Тут и так людей нет. Когда людей мало, и собака – человек, а когда много, человек – хуже собаки. Пусть. Мишка поопытнее тебя будет, третью полярную ночь переживает. В честь Горбачева назвал.
Левон. Так назвали бы Борькой лучше. Новый путь вроде.
Клюшников. Поросячье имя. Нет, Мишка больше подходит. Гляди, какое у него пятнышко на башке! Северное, как Канада. Ай, хороший! Красавец… Хочешь косточку из супа поглодать?
Мишка. Спасибо.
Отец Александр. Хорошо пошло… Потеплело. С можжевельником еще бывает хорошо.
Клюшников. А у тебя есть?
Отец Александр. Нету.
Клюшников. Вот не люблю, когда говорят, а при себе не имеют. И не достать здесь. Выходит хвастовство.
Отец Александр. Простите, ради бога. Я хотел с вами книгами поделиться. У вас старые-то тут читанные-перечитанные. Даже названий на корешках не видно. А у меня вот какие. Полчемодана заняли. Новые, просто прелесть.
Клюшников. У меня старые еще не испортились.
Левон. Я возьму… Ого, Достоевский? Неожиданно…
Отец Александр. А что? Я мирского не чужд! Я ж не старообрядец! Современный священнослужитель.
Клюшников. Конечно, Достоевский-то самый писк.
Отец Александр…Мало нас. Думал, дружить будем.