Между тем Степан продолжал допрос каторжанина: — Говоришь, порох весь вышел? А чего от нас хотели?
— Известное дело, подхарчиться. Припасом разжиться. Да, опять же, бабы, — скосил глаза в сторону девушек душегубец Никита. — Зуб вообще хотел их с собой забрать для телесных утех.
«Надо же, — усмехнулся я про себя. — Лежит, помирает, а на женщин пялится. Хоть глазами перед смертью приласкать. Вот она, природа-матушка!».
— Ты буркалами-то не води, — перехватив его взгляд, усмехнулся казак. — Не про тебя товар. Ты своё отвоевал, голубь.
А поведай ты мне лучше, сколько вас было, когда вы на нас налёт учинили?
— Я жа говорил, полтора десятка, — с тоскою глядя на звёзды, с трудом выдавил из себя Никита.
«А парень похоже того… Скоро к архангелам на приём пожалует». — Мне стало жаль чужой исковерканной жизни. Эх, любовь, любовь, что ты с нами делаешь? Кого возносишь на небеса, а кого под землю опускаешь. Длится эта старая история от начала веков, а закончится, когда исчезнут с лица земли последние особи хотя бы одного противоположного пола.
— Ладно, Степан, не мучай мужика перед смертью. Ему скоро перед Богом ответ держать придётся, — тронул я за плечо казака.
Словно подтверждая мои слова, раненый стал судорожно шарить вокруг себя руками. Его лицо покрылось крупными каплями пота, а тело задёргалось в мучительных конвульсиях.
— Братцы, помилосердствуйте, — заскрежетал он зубами. — Всё одно не жилец я. Мочи нет терпеть такие мучения. Добейте!
Не в силах смотреть в наполненные нечеловеческой мукой глаза, я отвернулся.
— Дай ему спирта, Степан. Да водой напои. А дальше как знаешь, — пробормотал я и торопливо направился к девушкам.
— Не понял, — услышал я за спиной голос Степана.
— Ну не могу я раненых… Тем более случай не тот, — не оборачиваясь, махнул я рукой.
Подойдя к Луизе, я присел перед ней на колени.
— Ну что, маленькая, отогрелась? — погладил я её по голове.
Не стесняясь окружающих, девушка порывисто обхватила меня за шею и прижалась к груди. И только теперь она дала волю слезам.
— Ну, что ты, не плачь, — успокаивал я её, нежно целуя в льняные волосы. — Всё уже позади. Тебя больше никто не обидит.
Одеяло на её спине сползло вниз. Я попытался подтянуть его вверх, но, почувствовав ладонью, каким жаром пылает её тело, оставил свои попытки. Ей впору было принимать холодный душ.
«Не слегла бы она после всего пережитого», — промелькнуло в голове.
— Мишенька, миленький, я не хочу здесь оставаться. Давайте отсюда уедем, — бормотала она сквозь слёзы.
— Куда же мы поплывём, ночь на дворе? — попытался я её образумить.