Я подтянул к себе берданку и, поднявшись, осторожно направился в сторону странных звуков, но косолапый, учуяв моё приближение, убежал в прибрежную чащу. Я понял это по удаляющемуся в глубь леса треску кустов. Когда я вернулся к едва тлеющему костру, то увидел, что меня ждут. Кто бы мог это быть?
Но сердце уже тягуче заныло. Его не обманешь.
Я подхватил Луизу на руки и, покрывая её лицо поцелуями, понёс подальше от костра. Она покорно приникла к моей груди и доверчиво отвечала на ласки.
Когда мы уткнулись в прибрежную стену тальника, я опустил Луизу на поваленное дерево и встал перед ней на колени.
— За что нам всё это? — уткнулся я головой в её тёплые колени. — Каких-то четыре дня, и всё. Свидимся ли ещё?
— А ты, Мишенька, верь. Без веры никак нельзя, — сквозь слёзы шептала Луиза. — Ты ведь заберёшь меня на свой остров?
— Девочка ты моя наивная, — я осторожно прикоснулся кончиками пальцев к её щеке. — Куда же я без тебя? Что я там один буду делать? Ты будешь принцессой этого острова и королевой моего сердца.
— И мы будем править там справедливо и милосердно, — улыбнулась она сквозь слёзы.
— Это уж как получится, — я поднёс к губам её ладонь. — Но мы постараемся. Мы очень постараемся.
Время неумолимо отсчитывало оставшиеся до подъёма мгновения. Оно не подкупно. И как бы мы ни пытались его обмануть, всё равно одна минута складывается из шестидесяти секунд, а час — из шестидесяти минут. Так было и будет всегда. Вот только одного я не могу до сих пор понять, почему оно изменило своему правилу и открыло передо мной двери в глубины своего прошлого? Но в этот час на нашей стороне была сама природа.
Плотное покрывало из утреннего тумана надёжно укрыло нас от посторонних глаз. Мы прижимались друг к другу горячими телами и никак не могли насытиться этой близостью. Деревья щедро поили нас утренней росой, а разгорячённые тела радостно впитывали живительную влагу. Это было наше утро. И никакие силы не смогли бы его у нас отнять.
— Давай не будем думать, что у нас осталось всего четыре дня, а скажем, что судьба нам дарит ещё целых четыре дня, — прошептал я на ухо Луизе.
— Да, любимый, — едва слышно прозвучал ответ.
С берега Амура донеслось конское ржание и голоса возвращающейся из ночного молодёжи. Луиза тревожно встрепенулась и, окатив меня на прощание жаром своих запёкшихся губ, подхватила своё платье и скрылась в тумане.
Наступило утро нового дня. Продолжить свой путь мы смогли лишь к девяти часам утра. Не давал туман. Теперь каждая задержка в пути была нам с Луизой на руку. К отпущенному лимиту природа прибавляла неучтённые часы. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, неправда. Нам тогда так не казалось.