Девушки многозначительно переглянулись. Казалось, что одна другой говорила: «Ну вот, а вы не верили».
— Вот девушки и я очень интересуемся узнать историю вашей жизни, — промолвила она.
— А что в ней такого интересного? — я недоумённо переводил взгляд с одной подруги на другую. — Жизнь как жизнь. Солдатская. У меня даже таких знаменитых родственников, как у Степана, не имеется.
— Они, Михаил, хотят знать, за что тебя в солдаты разжаловали. И как ты по разным балам разгуливал, красивые амуры дамочкам делал, — позевывая, выдал Степан.
— Чего? — я опешил.
— Да про это токмо глухая на оба уха бабка Матрёна не ведает. А так все в полном разумении и понятии, — ещё больше огорошил меня Степан.
— Да вы что, голубушки? — я беспомощно огляделся. — И за что же, по-вашему, я лишился офицерского звания?
— Дак знамо дело, за дуель. Под запретом это развлечение для благородных, — чуть ли не хором выкрикнули девушки.
Я с последней надеждой посмотрел на предмет своего обожания. Глаза тамбовской девушки с испанским именем с таким неподдельным восторгом смотрели на меня, что я сдался. А что мне было делать? Поболтать-то я любил всегда. Особенно если на грудь было принято несколько склянок весёлого снадобья.
— Хорошо, — сказал я, — но только попрошу заметить: вы сами этого захотели.
Девушки радостно захлопали в ладоши, а Степан повернулся ко мне и вопросительно уставился на меня.
И стал я рассказывать историю своей жизни. Благо хоть выдумывать ничего не пришлось. Читать я любил.
«Родился я в семье знатного, но обедневшего графа. Моя фамилия и имя слишком известны при дворе. Так что их необходимо сохранить инкогнито, потому что, в случае их озвучивания, слишком много непредвиденного может произойти при дворе.
Даже не исключена возможность коренного изменения политического курса страны. Итак, я появился на свет. Пятнадцати лет меня отдали в военную службу. Служил я сержантом в лейбгвардии десантно-гренадёрском полку. Я делал прекрасную карьеру. В семнадцать лет я уже получил первый офицерский чин.
(Я не стал уточнять какой, потому что слабо в них разбирался.) В двадцать лет, когда в баталии против чеченов на моих глазах погиб наш герой-полковник, я принял командование полком на себя (а почему бы и нет, Гайдар уже в шестнадцать удостоился этой чести) и одержал полную победу, за что был обласкан государем и награждён.
Но затем в моей судьбе произошёл крутой переворот. Я влюбился в одну очень высокопоставленную особу. Настолько высокопоставленную, что и думать об этом нельзя, а не только говорить. А эта особа воспылала ко мне ответным пламенным чувством. Влюблённые всегда неосторожны. Они думают, что об их чувствах кроме них никто не ведает. Но, увы, это не так. Ревнивый муж проведал о нашей любви и с двумя моими бывшими друзьями настрочил на меня донос о том, что я замышляю против государя измену. А два друга-подлеца подписались под этой клеветой.