Мы шли в сплошном молочном мареве. На расстоянии трёх метров видимость равнялась нулевой отметке.
«Опасно идём, — подумал я. — Если хунхузы оставят засаду, то нам крышка».
Из-за проклятого тумана темп движения упал чуть ли не вдвое. Видно, и Степан подумал о возможной засаде и решил не экономить на времени. Мёртвые, мы уже никому не поможем.
Шаг казака стал пружинистым и мягким. Так опытные охотники скрадывают зверя, становясь невидимыми и неслышимыми для обитателей тайги. Я, так же как и Степан, удвоил внимание. Спору нет, он таёжник опытный, но и мне не следует зевать. Тайга шутить не любит.
И тут, как бы подтверждая эту истину, раздался приглушённый голос Степана, и он резко остановился: — Мать твою разэтак. А ты какого хрена здесь делаешь?
В ответ раздалось недовольное хрюканье.
«Свиньи? Откуда здесь взяться свиньям?» — недоумённо подумал я и выглянул из-за плеча казака.
Впереди на тропе, на границе видимости, из стороны в сторону раскачивалась массивная фигура. Эта расплывчатая фигура была настоящим медведем.
«Вот и медведи появились», — как-то отрешённо подумалось мне.
Хозяин тайги стоял на задних лапах, а передними жестикулировал так, словно демонстрировал нам бой боксёра с тенью. Мой мозг ещё не до конца осознал возможную опасность, но ствол винтовки уже смотрел в грудь зверя.
Одна рука Степана отвела ствол моей винтовки в сторону, а другая крепко ухватилась за рукоять своего охотничьего ножа.
— Не можно зверя стрелить, — прошептал он, не отводя настороженного взгляда от медведя. — Хунхуз рядом. Могёт прослышать.
Стараясь не делать резких движений, я осторожно повесил винтовку на плечо и вытянул нож. Перехватив рукоятку ножа враз ставшей влажной рукой, я мимолётно порадовался, что рукоять была удобной и ухватистой.
«Хороший ножичек», — подумал я, настраивая себя на боевой лад. В голове промелькнули воспоминания о том, как раньше бывалые охотники ходили на медведя с рогатиной и ножом. Теперь я сам оказался в такой же ситуации, но это меня совсем не радовало.
— Ты чего, дядь Миша? — раздался вкрадчивый голос казака. — Никак пропустить нас нет желаниев?
Медведь в ответ возмущённо хрюкнул. Уступать дорогу он явно не собирался. Он переводил свои злые круглые глазки то на меня, то на Степана. В его здоровенной башке шёл сложный мыслительный процесс. Скорее всего он думал, с кого первого начать.
Или кто вкусней, я или Степан.
— Не дело ты затеял, Мишаня, не дело. Мы-то ведь всё одно пройдём, а ты тута со вспоротым брюхом лежать останешься, — в голосе казака прозвучала явная угроза.