- Нет, не экспедиция, груз везем срочный.
- Куда, начальник?
- К Байкалу надо выйти.
Старик вдруг вскочил на ноги:
- Совсем, совсем не туда идете. Кто так покасывает?
Я указал на Мулекова.
- Твоя шибко плохо покасывает.
Я посмотрел на лохмотья, в которые был одет удэгеец.
- Сетене, - спросил я, - а ты как сюда попал, тоже заблудился?
- Один сдесь живу, совсем один. Давно ушел я с Амура. У меня все умерли с голоду. А купеза Порошин шибко плохой человек, требует: дай белка, дай соболь.
- Тайгу, Сетене, знаешь?
- Мало-мало снаю.
- Где мы сейчас находимся?
- Моя курить пудет и говорить пудет. - Он вытащил из-за пояса тонкую, сделанную из корня древовидного вереска трубку, отвязал от пояса кисет и, не торопясь, стал набивать трубку пахучим табаком. - Моя думает, люди совсем нигде не находятся.
Хворостиной он стал быстро чертить возле самого костра. Нарисовал извилистую линию. Против нее - неровный эллипс. Я сразу же понял, что это Байкал.
- Сдесь, - он ткнул хворостиной в извилистую линию, - вода, море, оке-а-ан.
- Как оно называется?
- По-русски совсем запыл.
- Охотское?
Он быстро закивал головой:
- Та-та-та, - начальник хорошо сказала.
Про себя я ужаснулся: выходит, что все время мы или кружили на месте, или шли в противоположную сторону.
- Твоя, начальник, толжна путь тержать вот так, - он прутиком провел по земле, - каждую речку пересекать.
Он повернулся к Мулекову:
- Твоя плохая провотник, совсем нигте не вела. - Сетене посмотрел на одежды бойцов. - Холодно скоро пудет, как идти пудете? - Подогнув ноги под себя, он горестно качал головой: - Снег пудет, лошадь кушать нечего пудет.
Я подал ему кусок медвежатины. Он вежливо взял, почтительно кивнул головой:
- Спасипо.
Я спросил, что он делает в тайге. Сетене ответил, что будет ставить капканы на соболя, куницу, горностая, чтобы рассчитаться с амурским купцом Порошиным.
- Может, с нами пойдешь? - спросил я его, но он замахал обеими руками, как будто отгонял комара.
- Таких денег у начальника нет, сколько нужно отдать купезе Порошину.
- Много ты ему должен?
- Мноко, ой мноко! - Он показал три пальца. - Столько зим я пуду ловить соболя, чтопы с Порошей рассчитаться.
Я смотрел на удэгейца, и совсем не мирные мысли обуревали меня. Про себя я решил: «Если охотник откажется провожать наш караван, задержу его силой. Ему от этого хуже не будет. И сделал бы это я не во имя спасения отряда и не во имя спасения себя, но во имя спасения золотой валюты республики».
- Сколько соболей ты ловишь в зиму?
- Мноко, ой мноко!
- Сколько все-таки?
- Однако, тесять.
- Три зимы, говоришь, надо на Порошина работать?