Он не может мне дать спасение,
я — не замысел, я — чужак,
я — ошибка, я — совпадение,
я — игрушка в его руках.
Ты не помнишь, а рассказать тебе —
все равно, что тебя предать.
Как назвать совершенной правдою
то, что правдой не может стать.
Я не в силах открыться истиной,
Я не в силах тебя спасти.
Этот город изгрызен крысами.
Он стоит на моем пути…
Менестрель сбился, выругался и буркнул:
— Хватит за мной следить. Вы мешаете.
— Как ты меня заметил? — уязвленно вскинулся инквизитор.
— Мы возвращаемся к обращению на «ты»? — хмыкнул Мреть. — Без проблем. Ты очень громко дышишь.
— Я?! — поразился Альтвиг. И сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Извини.
Рикартиат улыбнулся.
— Странно разговаривать с человеком, находясь по разные стороны двери.
— Так зайди сюда. Там ведь холодно.
— Я люблю холод, — отказался Мреть.
В его голосе проскальзывало что-то мягкое, почти нежное. Инквизитор понятия не имел, эмоцией ли оно вызвано, но чувствовал себя так, будто разговаривал с необычным существом. Существом, принявшим все его недостатки. Впервые за всю жизнь.
— Я отсчитывал годы с момента своего пробуждения у кургана. По всему выходит, что прошло двадцать два. Но если я погиб, значит, вначале был погружен в нечто вроде сна?
— Верно.
— Как долго?
Рикартиат напрягся. Альтвиг не видел его, лишь улавливал сущность, — но сейчас это казалось самым лучшим способом.
— Ты действительно хочешь знать?
— Да. Только не лги.
— Служителей Альвадора обмануть невозможно, — рассмеялся менестрель. — Сам вспомни.
— Я не хочу взывать к ангельскому волшебству, — пожал плечами инквизитор.
— Ладно. С тех пор, как я решился покинуть курган, прошло восемьдесят пять лет.
— Сколько?!
— Восемьдесят пять. Я полагаю, ты тоже владеешь ускоренной регенерацией? Она позволяет телу не стареть. Мы с тобой — словно эльфы, вряд ли когда-нибудь умрем. И… если честно, я этому рад. Я слишком долго тебя ждал, чтобы погибнуть, не удостоившись звания… друга.
Альтвиг нахмурился.
— Прости меня.
— За что? — вяло удивился Мреть.
— Я знаю, что такое одиночество. И мне жаль, что ты был вынужден ему следовать. Жаль, что я о тебе забыл.
Менестрель покачал головой:
— Я люблю одиночество. — Инквизитор успел подумать, что это — весь ответ, когда из-за створки донеслось тихое: — Но в первые годы оно было невыносимым. Мне предлагали остаться в Замталеорнете, поднять из небытия храм Дождя. Сказали, что я могу стать достойным храмовником. Но я не захотел. Дорога… та дорога, что у границы сущего показалась мне прекрасной… на самом деле ведет не в дальние страны, а на поиски самого себя.