— Интересно, — оценил Альтвиг. — Спасибо. Как ты думаешь, Рикартиат спит?
— Скорее всего, — кивнула Илаурэн. — Он едва не свалился, когда спускался с лестницы.
— Хорошо. С твоего позволения, я пойду к себе.
Эльфийка жестом показала, что не возражает. Инквизитор поднялся, опустил миску в ведро с грязной посудой и поплелся наверх.
В груди поселилась противная тревога. Парень сразу понял, что господин Эстель непрост — с такой-то бурей внутри! — но… «порой он говорит с зеркалами»… тут нужен не одинокий служитель Тринадцати Богов, а вооруженный отряд с кучей защитных артефактов. Без них будет трудно справиться.
Альтвиг сел, вытащил из сумки чистый свиток и кусочек синего сургуча. Несмотря на свет, льющийся из окна, зажег свечу. Затем подхватил перо, устроил пергамент на переплете книги и начал писать. Медленно, стараясь не упустить ни одной детали.
Закончив, долго прикидывал реакцию отца Еннете. Рассердится ли он? Тягаться с представителем высших родов Ада — та еще глупость. Как, впрочем, и попустительство. Нельзя позволять демону находиться среди людей. Мало ли, что он натворит? А раз все еще не натворил — значит, готовит куда большую пакость, чем можно себе представить.
Запечатав свиток, Альтвиг сотворил вестника — белое крылатое существо, похожее на голубя и крысу одновременно. Оно ухватило послание острыми коготками, вспыхнуло и исчезло.
Спустя неполную минуту раздался стук, и в приоткрывшемся дверном проеме возник сонный Рикартиат. Бледность сменилась нездоровым румянцем, волосы торчали, как у ежа. Парень с трудом переступил порог, шлепнулся на стул и пробормотал:
— Мне нехорошо.
Инквизитор вздохнул:
— Вижу.
— Я почти паникую, — продолжил Мреть. — Что за зелья ты принес?
— То, что побольше, сварено на корнях тиальны. То, что поменьше — смесь горского эликсира с настойкой голубой вишни.
— А по ощущениям — яд.
— Ты бредишь. Тиальна всегда вызывает жар.
— Ладно, — согласился Рикартиат. — Но если я умру, обвиню тебя. Господин Эстель — вредный тип. И у него много способов устранять врагов.
— Ты всего лишь треснул его чайником.
— Вот именно. Если бы кто-то провернул такое со мной, я бы посадил его на кол. Осиновый. С гвоздем в острие.
Альтвиг фыркнул.
Менестрель опасливо похлопал себя по щекам. Выглядел он неважно — едва ли не хуже, чем с утра. Когда воздух над кроватью сгустился, образуя ответного вестника — изящнее и мельче, чем у молодого инквизитора, — Мреть закашлялся и обхватил себя за грудь, словно боясь, что она порвется.
Вдвое сложенный листок упал на ладонь Альтвига. В теплом синем сургуче четко проступала печать: ястреб, расправивший крылья.