– Казаки-конвойцы – это не блестящие кавалергарды на гнедых конях, не золотистые кирасиры и уланы. Терцы в черкесках из фабричного сукна, без гусарских ментиков на дорогом меху, в папахах вместо черных доломанов напоминают царю, более чем кто-либо из окружающих, народ, от которого он отгорожен дворцами и охраной. И казаки всегда у него за спиной.
– Скажу тебе, Гриша, царь был милостив к казакам. Помню, однажды он говорил: «Помните, казаки, за Богом – молитва, а за царем – служба, и служба эта не пропадет. Если с кем что случится и нужна моя помощь – обращайтесь!» Конечно, я не помню, чтобы кто-то к нему обращался, но, видно Богу угодно, чтобы кто-то из моих сыновей пошел по моим стопам, – ласково сказал отец. – Ты не знаешь, сынок, как будет успокоена моя старость тем, что ты отслужишь в Конвое.
Вера отца в царское обещание была столь великодушна, что сыновья даже залюбовались им, и каждый про себя подумал: «Дай Бог, чтобы такие старики были долговечны на земле».
– Батя, а не тяжело тебе быть атаманом? – спросил Григорий, чтобы перевести разговор.
– Сам побудешь, испытаешь, тогда и узнаешь, – не задумываясь, ответил отец.
А сыновья, глядя на его седеющую голову, продолжали размышлять: «Кому понять тоску старого казака, когда он готовит к проводам сыновей. Вот заскорбела душа и выплеснулось. Недаром же сказано в писаниях: "и всходит утро, и гаснет заря;…взверзи на Господа печаль свою"».
– Не думайте, что все это легко, – сказал атаман и снова обнял сыновей.
В хату вошли жена атамана и невестка.
– Будем готовить казаков в путь-дорогу, – сообщил он им новость. А пока те приходили в себя, продолжил:
– На следующей неделе, в четверг[3], поедем в Прохладную, покупать Григорию коня!
В Прохладную атаман с сыновьями выехал ранним утром. На севере косо висела Большая Медведица, а вокруг еще лежала черная густая мгла. Миновав Куян, так казаки называли северную сторону станицы, они выехали на страшноватый ночным видением Терек. Река дугой подпирала пришибские кручи, показывая свои неистовые силы и скрывая где-то на глубине казачьи тайны. «Да, сколько тайн знает река?» – подумал атаман и стал вспоминать, как они с Настей после захвата абреками бежали из Малой Кабарды, переправившись через Терек. «Кто сейчас знает, как они попали в станицу? – подумал он, и сам же себе ответил, – только Терек».
Было прохладно. Лошади негромко шлепали копытами по увлажненной пыли. Попыхивая самокруткой, атаман продолжал вспоминать: «Сколько пришлось выезжать в такую рань». Вспомнились почему-то долгие ночи у костра и неприхотливый ночлег: вместо подушки седло, пропахшее лошадиным потом, вместо одеяла – бурка.