Я осторожно замотал цепи обрывками ткани. Не трут, не звенят. Я замотал их так, чтобы отразить удар меча, если придётся. Пока ещё внезапность на моей стороне. Я подошёл к мощной двери. Прислушался. Один пост пройден. Никакой карты, никакого плана здания у меня не имелось. Зато я стянул с покойника хорошие сапоги, а с другого – плащ. Теперь, если на следующей остановке я обнаружу спирт или самогон – буду вполне счастлив.
Я тихонько приоткрыл дверь. Пока ничего. Лестница, освещённая факелами. Горят эти смоляные свечки долго – по трое суток. А может, и больше. Смотря, что за смола. Наши алхимики варят долгогорелку. Из чего – простой люд не спрашивает. А что, бывает, разбадяжат, и полдеревни сдохло – ну, что ж, мор. Мор, говорят нам. Я крепче сжал рукоять. Рашель, моя Рашель, ты никогда не верила в эту ложь. Ты не верила.
Я осторожно, выверяя каждое движение, поднялся до следующей двери. Она заперта.
– Отопри, э, слышь! – я попытался изобразить пьяный возглас охранника. Получилось правдоподобнее, чем я ожидал.
– Маркус? Кого там кмхеры притащили?! Маркус, ты?
Соглашаться сразу опасно.
– Да ты что, оглох? Какой Маркус? Он там в блевотине лежит – открывай скорее!
Ключ медленно повернулся в замке. Того мне и надо. Двери открываются внутрь – чтобы можно было забаррикадироваться. Умники. Я рванул дверь на себя и ткнул железякой. Пишут поэтики – как сквозь масло. Ткните в тушу коровы ножом – без замаха, от себя вперёд. Узнаете, масло или нет. Я ласково взял мужика за затылок и донасадил на железяку. Попался, птенчик. Так, пританцовывая, мы и пошли вперёд.
Ещё трое. Нет-нет, погоди, трубить в рог не надо. Я рванулся вперёд, попутно метнув железяку в горло трубачу. Да зачем она мне сдалась?! Вот же, ножи на столе. Пили, закусывали. Перекат по столу, ножи в руках, резкий двойной перекрут, продольный в горло. Ну, вот и всё.
Я спустился со стола и начал шариться в поисках согревающего пойла, которое, при этом, не заставило бы мои кишки вывернуться наружу. Туннели с камерами перекрывали три надёжные двери, окованные медью. Нет, туда мне незачем. Выпускать толпу орущих, сбрендивших в застенках преступников? Насильников, убийц, извращенцев. Поднимать бунт? Не-е-ет. Эрвин, тебя же всегда учили: убивать плохо. Потом, когда ты подрос, уточнили: убивать плохо, если не по приказу короля. Ведь так ты вдалбливал в меня, папочка? Так, мерзкий ублюдок, ты дурил мне мозги?! Где проклятое бухло?!
Скрежеща зубами от злобы и холода, я бросил рыться в караулке. Ничего, ещё девять этажей. Вперёд. Я подобрался к двери, прислушался. Хочешь жить – умей слышать больше, чем твои враги. Пока тихо. Пора начать придумывать план. Я ещё раз обыскал стражников. На одном обнаружился кинжальчик с филигранью: «Огрику от Жиенны с нежностью». С нежностью. О, да! Он нежно потрошил им селедочные тушки и мясные рулеты.