Гордеев оказался упорным человеком.
Незадолго до этой встречи он остался вдовцом. Взрослые дети давно уже отдалились от него. Так что, с общепринятой точки зрения, он был волен над собою.
В конце концов Марта снизошла к его мольбам, и все кончилось победой влюбленного искусствоведа. Но в радостно воспаленном шепоте Гордеева мне чудилась какая-то тревога. Впрочем, в путешествиях люди раскрываются быстрее, так что я мог надеяться еще понять истоки этой тревоги.
Марта Кришьяновна проснулась перед посадкой в Риге.
Гордеев не мог видеть, что она ищет его взглядом, он сидел со мной в самом хвосте самолета, однако вдруг завертелся, вскочил, побежал к жене. Я с удивлением наблюдал эту почти физическую связь двух столь разных душ.
Она прижалась светлой, пышноволосой головой к плечу мужа и сразу успокоилась. Но было в этом спокойствии что-то от покорности. И я невольно подумал: она не любит. Она только позволяет любить себя.
И в машине, и позже, в гостинице, где наши номера оказались рядом, и за ужином я продолжал незаметно наблюдать за этими счастливыми влюбленными. Мы гуляли по вечернему городу, ужинали с вином, потом еще долго сидели в номере Гордеевых и ни разу не заговорили о том, зачем приехали. Марта веселилась, как школьница, вырвавшаяся на каникулы, так что не только Гордееву, но и мне хотелось изображать из себя этакого гуляку, которому море по колено. Правда, тут было одно дополнительное обстоятельство: мы чувствовали, что скоро наша миссия закончится. Гордеев надеялся увидеть еще один шедевр искусства, я — вернуть похищенное.
Утром мы поехали смотреть обнаруженную таможенниками картину.
В зале остались начальник таможни, адвокат, приглашенный владельцем картины мистером Адамсом для защиты его интересов, и я с Гордеевым. Марту мы не взяли с собой, хотя она и собиралась сопровождать нас «во всех наших делах».
Марта разобиделась, но мы еще в начале путешествия дали друг другу слово, что не станем вовлекать ее в наши служебные занятия.
Начальник таможни отодвинул штору, закрывавшую картину.
Я разочарованно вздохнул: это была не «Мадонна Благородная».
Но это была тоже хорошая картина: портрет молодой женщины, написанный резкими, сильными мазками мастера. Все черты лица чуть-чуть удлиненны, что придавало женщине на портрете вид аскетический, изможденный. На ней было ярко-красное парчовое платье с широкими буфами на рукавах, и с ним странно контрастировали голубая мантилья, наброшенная на правое плечо, и яркие белые кружева воротника.
На маленьком столике под картиной лежали документы, переданные таможенникам мистером Адамсом: счет комиссионного магазина, запродажная квитанция и чек. Я просмотрел их.