Меня поразило то, что большинство картин старой школы было помечено табличками «Художн. неизв.». Да и время написания картин толковалось слишком приблизительно: не десятилетиями, а веками: «XVI–XVII вв.».
Марта Кришьяновна сразу отделилась от нас: ушла в отдел национальной живописи. Я заглянул было туда, но ни картин Чюрлиониса, ни скульптур Петролиса там не увидел, а остальные меня меньше занимали. Я вернулся к Гордееву.
Гордеев подолгу стоял у той или иной картины, недовольно бормоча: «Подделка!» — или: «Неумелая копия!» — или: «Почему бы им не попытаться установить автора?» — и шел дальше, все больше мрачнея. Я спросил:
— Чем объясняется этот разнобой в определении авторства? Невниманием? Незнанием?
Гордеев сердито ответил:
— Здесь собрано все, что удалось отыскать в бывших помещичьих усадьбах. Нельзя забывать, что народ здесь долгое время жил без собственной государственности. Им пришлось начинать с пустого места. Но вы правы, многое можно было уже сделать. Смотрите, сколько картин нуждается в реставрации!
Он остановился у стенда и принялся разглядывать пятно, под которым висела медная табличка: «Женский портрет. Художн. неизв. XVII–XVIII вв.».
Светлое пятно отчетливо выделялось на грязно-сером фоне стены. Картину, должно быть, сняли недавно.
— Ну вот, видите, — заметил я, — все-таки кое-что реставрируют!
Я пошел дальше, уже без большого интереса разглядывая эти копии с копий и лишь изредка останавливаясь перед отдельными полотнами, в которых вдруг пробивалось пламя таланта. Таких картин было, к сожалению, мало.
Оглянувшись, я увидел, что Гордеев все стоит на том же месте, но теперь он что-то измерял на стене, вызывая недоверчивое изумление женщины-служительницы, до того спокойно дремавшей возле решетки калорифера, излучавшего тепло. Потом Гордеев вдруг оторвался от стены и торопливо направился к входным дверям галереи, где сидела кассирша.
Он поговорил о чем-то с кассиршей, получил у нее книгу, как будто каталог, заглянул в него и вдруг бросился ко мне. Я поспешно пошел навстречу.
— Вы узнаете это? — воскликнул Гордеев, протягивая каталог.
Я узнал. В каталоге под № 86 была изображена «Женщина в красном», которую мы обнаружили в Риге.
Увидев творения Эль Греко один раз, их невозможно спутать с чужими. Но их зато легче и копировать, придавая ту же остроту трактовки или, как делал Эль Греко, сочетая, казалось бы, несоединимые цвета: розовое — с зеленым, черное — с изумрудным, серо-зелено-черное — с красным и так далее. Удлиненные овалы лиц, вытянутые фигуры — все остается в памяти. И на этой бесцветной фотографии из дешевого каталога мне чудились яркие краски только что найденной нами картины. Я, как и сам Гордеев, был убежден: это наша «Женщина в красном».