— Дурак вышел на дорогу и нашел кошелек. Подумал дурак, что кошельками вся дорога усыпана, и шел по ней до тех пор, пока не умер с голоду. Мы тоже дураки, но тот дурак, который на полдороге остановится, глуп только наполовину…
Суслов кричал, ругался, но Иляшев был непреклонен. Утром он повернул на Красногорск, точно у него в руках был компас. Суслов сверился по карте. Они шли домой.
4
Через два дня они вновь пересекли границу заповедника, входя в него с востока. Иляшев, увидев вдали Красные Горы, заметно оживился, улыбался, оглядывал приметные места. Найдя скелет задранного волками лосенка, он помрачнел, выругал своего помощника. Впервые он заговорил о своем лесном хозяйстве. Он чувствовал себя дома, хотя предстояло идти до станции еще два дня. И в самом деле, звери словно узнавали его. Соболь пробежал над самой головой старика и долго смотрел на путников, недвижно сидя на толстом суковатом кедраче. Лисица пересекла им дорогу, оглянулась и, словно узнав своих, не убыстрила шага. А Иляшев шел все медленнее, разговаривая на родном языке с птицами, зверями и деревьями. И чем дальше он шел, тем печальнее становился его разговор. Суслов заметил, что старик почти плачет, слова его похожи на погребальное причитание.
К вечеру они пришли к Размытым горам. Когда-то здесь был мощный хребет, но время состарило его, вода смыла горные кряжи, остались только черные зубья скал и камней. Здесь надо было ночевать последний раз. До станции оставалось еще двадцать километров. Суслов развел костер, старик ушел подальше от огня и застрелил кедровку. Суслов обиделся, он никогда не ел этой птицы, но теперь он был гостем и промолчал.
Утром они долго лежали, тихо разговаривая о своем длинном походе, пригреваемые дружелюбным пламенем костра. Идти оставалось так мало, что можно было не торопиться. Вдруг старик встал.
— Пойдем! — строго сказал он.
Суслов обулся, сунул сразу занывшие ноги в крепление лыж, шагнул вперед. Но старик свернул с положенного пути, прошел несколько шагов, ударил палкой по снеговой шапке на камне. Снег осыпался с тонким скрипом. Старик ткнул палкой под камень. Суслов увидел дыру, вход еще в одну пещеру. Старик отстранился и сказал:
— Смотри!
Суслов шагнул в пещеру. Она круто опускалась вниз. Стены ее были выбиты в скале человеком. Это можно было определить по неровным плоскостям и углублениям, произведенным кирками древних шахтеров. Пол был усыпан остатками руды. Суслов загреб в горсть эту тяжелую пыль и увидел вольфрамит. Он забыл все. Он полз на четвереньках по спуску этого древнего шахтного хода, все больше углубляясь по падению вольфрамитовой жилы. Он как бы видел в темноте все ходы кварцевых пород, в которых когда-то застывал расплавленный жаром земли и выдвинутый силой сжатия на поверхность земли вольфрам. И когда он наткнулся на разрушенную ударами древних инструментов брошенную жилу, он уже знал, сколько здесь может быть руды, как начинать добычу, где пробурить квершлаги, чтобы подсечь коренную жилу.