Михаил как-то странно посмотрел на Чащина, но ничего не сказал.
Чащин сбежал вниз. Ему не надо было долго собираться: взял блокнот, сунул за пазуху статью — и был готов. Михаил, что-то ворча, копался в своем черном мешке.
— Скоро ты? — нетерпеливо крикнул Чащин.
— А я жду, может, ты еще одумаешься? — хладнокровно сказал Гущин. — Ты на Варю посмотри, на ней же лица нет!
Чащин сел на койку. В нем закипел гнев. Но не на себя, а на приятеля, который вдруг нарушил то чудесное душевное равновесие, какое установилось в нем, едва он решил ехать в «Чинары».
— Ну и утешай ее, а я поеду!
Гущин вздохнул, буркнул:
— Подожди, переоденусь и аппарат заряжу…
Когда они вышли на палубу, Вари нигде не было. Максимиади неодобрительно посмотрел на босые ноги журналиста.
— Возьмите мои сапоги, что ли, — предложил он.
Чащин обрадовался было, но, взглянув на железную палубу, вспомнил, что бригадиру придется весь день мотаться по ней, обжигая ноги, потом еще ходить по городу, и отрицательно покачал головой:
— Нет. Мы потом заедем в Камыш-Бурун, я переоденусь. Если все будет хорошо, нам не придется возвращаться на судно…
— Дай бог, дай бог! — проворчал бригадир. — Ну, а если вас встретят плохо, так имейте в виду, здесь для вас есть место. Нам такие стрелки нужны.
Сейнер подошел к самому берегу. Спустили шлюпку. Чащин, босой, прошелся по палубе, заглянул как бы ненароком в окно радиорубки, но оно было задернуто занавеской. Остановился у двери, но постучать не осмелился. Потоптался немного и пошел к шлюпке.
Шлюпка отвалила от судна. Рыбаки стояли у борта, навалившись грудью, и бросали шутливые советы. Вари среди них не было…
17
Берег был пуст, только на пляже сиротливо стояли «грибки» и лежаки под ними, да на асфальтированной дорожке, что вела сюда от санатория, отпечатались чьи-то следы по утренней росе.
Однако, пройдя несколько шагов, наши путешественники обнаружили живого человека. Судя по совсем не пляжному армяку и ружью в руках, это был сторож. Но кого и что охранял он? Может быть, море?
Страж дремал, привалясь спиной к защищавшей пляж от берегового откоса подпорной стенке, на которой висела фарфоровая табличка с надписью:
>«НЕ ПОГРУЖАЙ В ВОДУ
>ОБЛАСТЬ СЕРДЦА!»
Чащин рассмеялся, а Гущин, у которого сразу проснулся инстинкт фотографа-охотника, зашикал на него, прилаживаясь так, чтобы сфотографировать одновременно и табличку, и стража, и пляж, и прибой. Щелкнув затвором, он вовремя убрал аппарат за спину, так как страж внезапно проснулся и вскинул ружье.
— Кто такие? — прохрипел он, вопросительно оглядывая путешественников и не снимая пальца с курка берданы.