– Ну, за исключением развалин имения, – напомнил ей Эрон.
Голос его прозвучал хрипло. Там она целовала его так, словно от этого поцелуя зависела вся ее жизнь. А он проник языком в ее сладостный горячий рот, а она извивалась от наслаждения, прижимаясь к его паху…
Электра слегка нахмурила брови:
– Да. Разумеется. Я совсем позабыла. – И вдруг улыбнулась: – Ну, это не считается. Ведь там были вы…
Похоть, овладевшая Эроном, побушевав всласть, все же пала под натиском чести.
– Я пригляжу за вами, мисс, – промямлил он сдавленным шепотом. – Не извольте беспокоиться.
А затем, решительно и твердо взявшись за ручку, захлопнул дверь, сделав это намеренно грубо.
И медленно сполз по этой самой двери, покуда зад его не коснулся пола. Теперь ему предстояло до утра сидеть таким манером, защищая нежных мисс Уортингтон от совершенно безобидного Зигфрида… И все это лишь потому, что она его об этом попросила!..
И ничего удивительного нет в том, что трепетным девам не так уж необходимы деньги! Одним молящим взглядом они способны добиться чего угодно!
Закрыв глаза, Эрон прислонился головой, которая теперь отчаянно болела, к тяжелой деревянной двери – однако сделал это осторожно, чтобы не обеспокоить барышню стуком.
Черт подери, в любой конюшне ему было бы уютней!
А тем временем в гостинице «Зеленый Ослик» Хейстингз – настоящий Хейстингз, терзаемый одновременно недугом, отчего его бросало то в жар, то в холод, и двойственностью собственного положения, тем не менее блаженствовал. К его услугам была мягкая постель, сонм деревенских прелестниц, исполняющих любую его прихоть, ароматный горячий бульон и бренди в любую минуту… и главное – не надо было тащиться никуда верхом в полночь и ливень!
А собственно, что еще требовалось парню вроде него?
И все было бы хорошо, если бы болезнь не усугубилась. Хейстингз дрожал все сильнее, его тело то и дело сотрясали конвульсии – а легкие, казалось, наполнились вязкой болотной тиной. Теперь даже на пуховой перине он чувствовал себя так, словно лежал на острых каменных осколках. Прикованный к подушкам, он лицезрел лишь колыхание грудей хорошеньких служаночек да морщился, когда они касались его, – руки их казались ледяными. Нутро его не принимало бренди – он едва мог проглотить пару ложек бульона, чтобы его не вывернуло наизнанку.
Поэтому он от души клял на чем свет стоит лорда Арбогаста, виновника всех его злоключений – и делал это с чувством и громко. Ненадолго опоминаясь, Хейстингз пугался: не вскроется ли обман и не выкинут ли его из гостиницы – однако, похоже, служанкам ничуть не казалось странным, что его светлость говорит о себе в третьем лице. Кто знает, как там у богатеньких принято?…