Как в хлад отказа окунают год
в морозный отсвет выбранного плана,
когда не поздно и не слишком рано,
и нет нигде отдушины другой.
Когда деревьев ветреный порыв
молчит с собой в оковах зимней стали,
а разнотравья шелест неустанный
теперь спокоен, в рыхлый снег зарыт.
Лишь высота в забеге скорых дней
висит константой, к зовам безучастной…
Но мы теперь взываем к ней не часто —
нет ни желанья, ни причины нет.
Весь мир,
что с беглой выдумкой основан,
бесстрастным тленьем примется
стареть —
и нас застанет в бросовой поре,
где уязвимость втиснута в полслова…