Диалоги снаружи и внутри (Антология) - страница 46

На первую страницу
Полыхнуло и так обожгло —
головешкою сердце обуглилось!
Что ж ты, жизнь моя, вся за углом,
не с хозяевами, а со слугами?
Что ж ты вся на задворках в пыли
измусоленных ждешь себе милостынь?
И душа беспросветно болит
с той поры, как явилась пред очи ты?
Все же ясно – оправа должна
соответствовать камню бесценному,
и не тайна, что кто-то из нас
в сем театре давно уж за сценою.
И, чтоб счастье твое уберечь,
слышен шелест зловещей моей судьбы:
«О какой же оправе тут речь?
Тебе выцветшим фоном – и то не быть!»

Ты и всегда

Как отогреть на пройденном пути
жестоким льдом пронизанное сердце?
Как не отчаяться и выстрадать среди
кричащих дней, что никуда не деться,
что путь один, что дальше – несть числа
неравнодушных тех, кто просто рады;
но что нельзя по почте переслать
того, что новым от тебя не надо?
Кому сказать, что больше, чем твой взгляд,
нет ничего на пике у Вселенной?
Что должно вечно вечность обновлять
твоей улыбкой, как восход нетленной?
Чтобы, когда наступят времена,
и люди снова о заменах вспомнят, —
то, как икона, ты была б – одна,
и пусть бы я был ангел на иконе!

Сонет

Тебя со мною разделяла не верста,
но образ твой воображением взлелеян.
И ты явилась целомудренно чиста —
тебя я встретил как знаменье – на коленях,
когда средь туч свинцовых, что легки восстать
глухим ворчаньем – вдруг лучи завеселели;
когда неведение чистого листа
от напряжения держалось еле-еле.
И вознамерившись той первой каплей стать,
что где-то зрела так укрытая доселе,
души измученной святая маята
была готова извергаться через щели,
что чистых глаз твоих разбой и красота
в моем несчастном сердце столько навертели…

Пробужденье

Снег, заблудившись в эти мартовские тайны,
утратив блеск и силу зимней красоты,
не мог возвыситься до мысли, что и ты
в предвосхищении и ходе не случайна.
Что та морозом отороченная стынь,
как на душе не заживающая рана,
уйдет в случившееся поздно или рано —
и горизонты нам откроются чисты.
И как дарованная мне за муки данность,
как почкам в смену – сверхзеленые листы,
за то, что мир так долго сер был и постыл,
ты улыбнешься, до беспамятства желанна;
и сквозь последний рой снежинок золотых
моя душа прорвется нежности бураном.

Отлив

Мы были словно в Божьем стане
и точно знали – мир спасен!
Для мимо шедших – пташкой ранней,
а для меня была ты все:
строкой, которая так манит,
ярчайшим светом, что внесен
в чад непомернейших терзаний;
рассветом, что был так весом;
той красотой, что даже в лани
явиться может лишь сквозь сон…
Но вызрело – и бег желаний
Господь итогами пресек
и чувством, будто кем-то нанят
ты был пересыпать песок,
да лишь прилив воспоминаний
Следующая страница