Ричард был жив. Это первое, о чем я спросила, и единственное, что имело для меня значение. Его поместили в гостинице на Соборной площади, куда я тут же и отправилась. Он один занимал целый дом, и перед дверью стоял часовой.
Когда я представилась молодому офицеру, появившемуся из внутренних покоев, то рыжеватый оттенок его волос и что-то знакомое в осанке заставили меня смолкнуть на мгновение. Его обходительная улыбка дала мне ключ к отгадке.
– Вы Джек Гренвил, сын Бевила, – обратилась я к нему, вспомнив, как однажды перед войной он приезжал со своим отцом в Ланрест, а также – как в то памятное посещение Стоу в 1628 году я купала его, тогда еще ребенка. Но этого я ему не сказала.
– Дядя будет счастлив видеть вас, – произнес он, когда меня вынимали из паланкина. – С тех пор как он написал вам, он больше ни о чем другом и не говорит. Он прогнал от себя с десяток женщин, не меньше, чертыхаясь и говоря, что они грубы и не знают своего дела, не в состоянии даже наложить повязку на рану. «Этим займется Мэтти, – говорил он, – а я буду разговаривать с Онор».
Я заметила, как Мэтти при этих словах вспыхнула от удовольствия и сразу же заважничала перед капралом, тащившим на себе наши сундуки.
– А как он? – спросила я, когда мое кресло установили в большой гостиной, которую, судя по длинному столу посередине, превратили в столовую для генеральской свиты.
– Последние три дня ему лучше, – ответил племянник Ричарда, – но поначалу мы думали, что лишимся его. Сразу как дядю ранило, я обратился с просьбой к принцу Уэльскому позволить мне ухаживать за генералом. Я привез его сюда из Тонтона. А теперь он говорит, что не отпустит меня назад. Да и у меня самого нет никакого желания уезжать.
– Вашему дяде хочется, чтобы рядом с ним был кто-то из Гренвилов, – предположила я.
– Я знаю одно, – проговорил молодой человек, – ему больше по душе общество моих ровесников, чем людей его возраста, что я лично рассматриваю как большой комплимент.
В эту минуту слуга Ричарда спустился по лестнице со словами, что генерал желает немедленно видеть госпожу Харрис. Я сначала заглянула в предназначенную мне комнату, где Мэтти вымыла меня и поменяла мое платье, а затем в своем кресле на колесах проследовала в комнату Ричарда.
Она выходила окнами на вымощенную булыжником площадь. Когда мы с Мэтти показались в дверях комнаты, большой соборный колокол за окном прозвонил четыре раза.
– Черт бы побрал этот проклятый колокол, – произнес из кровати в дальнем углу, скрытой за темным пологом, знакомый голос, прозвучавший сильнее, чем я смела на то надеяться. – Я десятки раз просил мэра этого проклятого города заставить его умолкнуть, но так ничего и не было сделано. Гарри, ради бога, запишите это у себя.