В эту минуту вошел Уилл Спарк, и тоже с письмом в руке.
– Итак, Ричард Гренвил командует в Плимуте, – произнес он. – Мне сообщил эту весть мой родственник из Тавистока, он сейчас с принцем Морисом. Похоже, принц очень высоко его ценит как солдата, но боже, какой он, однако, негодяй!
Лицо мое стало заливаться краской: старая любовь всплывала на поверхность.
– Мы как раз о нем говорили, – вставил Джон.
– Полагаю, вы слышали, что он сделал, как только прибыл на запад? – спросил Уилл Спарк, воодушевляясь, как всякий любитель злых сплетен. – Я знаю это напрямую от своего родственника. Гренвил примчался в Фитцфорд, имение жены, выставил прислугу, занял все помещения, управляющего засадил в тюрьму и присвоил все деньги, которые арендаторы были должны его жене.
– Я полагала, что они в разводе, – сказала Элис.
– Так и есть, – подтвердил Уилл. – Он не имеет права ни на одно пенни из ее имущества. Но в этом весь Ричард Гренвил.
– Интересно, – проговорила я спокойно, – что стало с его детьми?
– Могу вас просветить, – ответил Уилл. – Дочь в Лондоне с матерью. Есть ли у нее друзья в парламенте, я не знаю. Мальчик был в Фитцфорде со своим учителем, когда Гренвил захватил имение, и, по всей видимости, находится там и сейчас. Говорят, бедный мальчик страшно боится своего отца, и его можно понять.
– Наверняка это мать воспитала его так, что он ненавидит отца, – высказала я свое предположение.
– Женщине, которой пришлось столько выстрадать, – возразил Уилл, – довольно трудно представлять своего бывшего мужа в розовом свете.
Логика была на его стороне – она всегда была на стороне тех, кто клеветал на Ричарда, – и я попросила Джона отнести меня наверх, в мою комнату. Так хорошо начавшийся день завершался на весьма неприятной для меня ноте. Я легла на кровать и сказала Мэтти, что никого не принимаю.
Уже пятнадцать лет, как та Онор была мертва, погребена, и вот теперь, при одном лишь упоминании имени, которое лучше было бы забыть, она вновь возвращалась к жизни. В Германии, в Ирландии Ричард был слишком далеким персонажем, чтобы занимать мои мысли каждый день. Когда же я грезила или видела его во сне – что случалось довольно часто, – я всегда думала о нем в прошедшем времени. И вот сейчас он должен ворваться в настоящее, находясь менее чем в тридцати милях отсюда; его имя станет предметом пересудов, его будут критиковать, склонять и марать, как уже марал его Уилл Спарк сегодня утром, а я вынуждена буду все это выслушивать.
– Знаете, – сказал Уилл перед тем, как меня подняли наверх, – «круглоголовые» называют его шельмой Гренвилом и назначили вознаграждение за его голову. Прозвище ему очень подходит, и даже его собственные солдаты называют его так за глаза.