– Нет.
– Выходит, это было чисто ваше решение?
Кэтрин ничего не ответила. После недолгой паузы, во время которой Генри внимательно наблюдал за ней, он продолжил:
– Если эта комната не вызывала у вас праздного любопытства, значит, вы пришли сюда из уважения к моей матери, чей характер, наверное, описала вам Элеанора, которая очень дорожит ее памятью. Во всем мире, думаю, не было женщины лучше нее. Однако обычные домашние качества человека редко вызывают в другом жгучий интерес, который может повлечь за собой визит, подобный вашему. Полагаю, Элеанора очень много рассказывала вам о ней.
– Да, очень. То есть, нет, совсем не много; но то, что она рассказала, меня очень заинтересовало. Ее внезапная смерть, – произнесла она с нерешительностью, – и то, что вас никого тогда не было рядом. А ваш отец, я подумала, не очень-то был к ней привязан.
– И из этого вы, должно быть, заключили, – сказал он, посмотрев ей прямо в глаза, – что она была обделена вниманием, – Кэтрин замотала головой, – или что ее здоровье никого не тревожило?
Она испуганно взглянула в его лицо.
– Моя мать долго болела, – продолжал он. – Внезапным был приступ, который привел к смерти. Причина ее болезни, а она страдала от разлития желчи, как видите, скрывалась в ней самой. На третий день, когда она, наконец, поддалась нашим уговорам, к ней пришел доктор, очень уважаемый человек, которому она всегда доверяла. После его осмотра, давшего неблагоприятный прогноз, были вызваны еще два врача, которые оставались при ней все двадцать четыре часа в сутки. На пятый день она умерла. Все это время мы с Фредериком были рядом; и могу вас уверить, что она получала самый надлежащий уход, на который только способны те, кто любит. Бедной Элеаноры, действительно, не было дома; она вернулась, лишь когда мать уже лежала в гробу.
– А ваш отец, – начала Кэтрин, – а он переживал?
– Еще как, особенно первое время. Вы заблуждались, когда решили, что он недостаточно к ней привязан. Уверен, он любил ее так сильно, как только мог. Вы ведь понимаете, мы все по-разному проявляем свои чувства. Не стану говорить, что у нее была легкая жизнь, но если его несдержанность иногда обижала ее, то его отношение – никогда. Он очень дорожил ею, и ее смерть явилась для него настоящим потрясением.
– Да, конечно, – нехотя согласилась Кэтрин. – Было бы ужасно, если б…
– Если я правильно вас понимаю, вы напридумали таких страстей, выразить которые у меня вряд ли бы хватило слов. Дорогая мисс Морланд, выбросьте из головы все свои подозрения. Откуда у вас такие мысли? Вспомните страну и век, в котором мы живем. Вспомните, что мы просто англичане, что мы христиане, наконец. Посмотрите на все, что окружает вас, совсем другими глазами. Неужели наше общество готовит нас к преступлениям? Неужели наши законы потворствуют им? Вы думаете, что их можно совершать и оставаться при этом не замеченным в такой стране, как наша, где каждый невольно находится под бдительным оком соседей, где дороги и газеты в один миг разнесут любую новость? Что же вы молчите, моя дорогая мисс Морланд?