Тренированные колени шута на миг ослабели. Старик и лысый громила сидели спиной к нему, а вот девушка… Девушка была по-прежнему прекрасна. В тяжелой копне черных как смоль кудрей не появилось ни единого седого волоса, лицо сияло свежестью, морщины и морщинки, которые должны, просто обязаны были появиться за прошедшие годы, не взяли в окружение карие лукавые глаза! Она была свежа, как Пресветлая, только поднявшаяся с ложа!
Алли…
Старик, не оборачиваясь, поднял тонкую руку и недовольно проскрипел:
- Дрюня, закрой дверь, мне дует в спину. А сквозняков я не терплю, ты…
- Знаю, - он подошел к столу, не отводя изумленного и восхищенного взгляда от девушки, - помню, мэтр, все помню, как вчера. Вот только прошло…
- Не год и не два, - пророкотал Гент Мертвая голова, - но не будем об этом! Садись с нами, парень, выпьем за встречу!
- Вы не удивлены, увидев меня, – заметил Дрюня, присаживаясь рядом с великаном, но глядя на мага.
За прошедшее время тот не изменился. Разве что чуть тоньше стали руки, чуть прозрачнее – элегантные пальцы, да лицо еще больше походило на обтянутый кожей череп.
Магистр Иживолис пожал плечами:
- Завтра лопнут почки на деревьях, а это означает Весенний бал и Большой Поэтический турнир. При таких условиях шансы встретить главного Ласурского баламута для странствующей труппы артистов, прибывших в столицу, весьма велики.
- Главный Ласурский баламут – это Его Величество Редьярд, - хохотнул Дрюня и переспросил удивленно: - Завтра, магистр? Завтра? Королевский маг сообщал, спустя седмицу.
- Завтра, - прижмурил свои тигриные глаза Людвин. – Сделай заказ.
Шут беспрекословно выполнил приказ. Он и раньше не мог сопротивляться воле мэтра, и именно поэтому сопротивлялся ей с отчаянием утопающего, волной несомого к низвергающемуся водопаду. И каждый раз получал за это люлей. Магистр то ли ломал юного аристократа, случайно оказавшегося в его труппе, то ли воспитывал – Дрюня так и не решил для себя до сиx пор эту задачу, однако на всю жизнь остался благодарeн Иживолису зa пройденную школу.
Он зaказал прeслoвутую яичницу из пяти яиц, отдельно – бекон, поджаренный cо сладким луком, цопнул с тарeлки горбушку свежеиспеченного хлеба, вдохнул его аромат и блаженно зажмурился. Очень хотелось открыть глаза и - взгляд во взгляде - утонуть в темном обаянии Алли. И чтобы вокруг никого. И чтобы можно было коснуться бархатистой кожи, сияющей юностью против всех законов природы и течений времени…
- Простые желания, - констатировал мэтр, - чем примитивнее, тем более стойкие для человека.