На волне той эйфории и был создан первый негосударственный архив. Создали его независимым от всех других структур власти, чтобы не носил ведомственный характер и был действительно независимым. По американскому образцу он обосновался при университете (Российском государственном гуманитарном), но через университет он не финансировался, хотя и был замкнут на интересы исследователей и ни на какие иные.
Тогда одну из своих задач мы видели в том, чтобы «остановить мгновение» кристаллизации общественных и политических сил страны, собрать и сохранить документы этого уникального времени. Мы собрали свидетельства образования многих партийных групп и общественных движений. Понимаете, не документы уже сложившихся, занявших свое место в обществе политических образований, а тех, кто еще в зародыше, кто завтра погибнет, распадется, а на его месте образуется нечто новое — уловить сам момент общественного брожения и кристаллизации. Множество всяких религиозных групп тогда возникло, независимых от Православной Церкви; политических, экологических, литературных групп, философских, и так далее, и так далее.
Для того чтобы иметь дело с самыми разными партиями, газетами и журналами, у которых мы забирали письма читателей, мы даже ушли из состава университета и стали совершенно независимыми. Дело в том, что ректор РГГУ Юрий Афанасьев был тогда заметной политической фигурой определенной политической ориентации, и весь университет стал учреждением политически ангажированным; те, кто работал в другой части политического спектра, порой не хотели из-за этого с нами сотрудничать. А нам действительно нужны и интересны были все: правые, левые, демократы, коммунисты, националисты...
Еще нам удалось собрать уникальную коллекцию бюллетеней и листовок первых свободных выборов в стране: студенты РГГУ тащили их нам кипами, интереснейший материал!
Но главным с самого начала стали для нас личные архивы: письма, дневники, фотографии, записи семейных расходов — со всем этим к нам потянулись люди после первых же публикаций об архиве. Они шли и потому, что не доверяют государственным архивам, которые всегда были (и сейчас то же самое) связаны со спецслужбами.
У нас появилась возможность попробовать реализовать свою идею: собирать документы о повседневной жизни простых людей. Причем речь шла не о «серой истории» французов; нам важен был не коллективный обобщенный портрет классов и социальных групп, а именно отдельные люди, личные биографии. Нас интересует каждый человек, любой — как родился, в какой среде рос, в какой обстановке. И без разницы, хороший это был человек или плохой, доносчик или жертва доноса, известный или никому, кроме ближайшего своего окружения, не нужный. Конечно, это легче провозгласить, чем выполнить: положим, у вас в руках автограф Есенина и какого-то Иванова, а сохранить вы можете только один из них — что вы будете сохранять? Вопрос чисто риторический, разумеется, вы сохраните автограф Есенина... В каждом из нас сидит определенная шкала ценностей, и никуда от этого не денешься. Но вообще-то здесь, в архиве, ценности сдвигаются, я это и на себе ощутил, и на своих студентах не раз видел. Учишься ценить подлинный документ, нормальному человеку, далекому от нашего дела, представляющийся вовсе пустой бумажкой. И знаете, со временем понимаешь, что для тебя как архивиста документы Иванова и Есенина — вещи в общем-то равноценные.