Марго растерялась. Она была шокирована и смелостью предложения, и его неожиданностью. Надо же быть такой наивной, чтобы возомнить, что она увлекла Артура красивым платьем. Ведь он даже не помнил ее имени. А если бы она ему нравилась, он бы каждый звук ее имени выучил наизусть, Марго чувствовала, как кровь отливает от ее щек и как ей хочется зареветь от досады и обманутых надежд.
— Не знаю, — сказала она, и ее голос прозвучал зло и резко.
Она не скажет ему ни «да», ни «нет». Пусть он поуговаривает ее.
— Подумайте, — равнодушно предложил Артур. — Я бы хорошо платил вам. Вам ведь, вероятно, нужны деньги на дорогие побрякушки и вычурные наряды, которые вы так любите… Если вас останавливает предрассудок, по которому профессия натурщицы считается не совсем приличной, то, уверяю вас, это всего лишь предрассудок. Тело человека гармонично и прекрасно, а долг художника — донести до людей красоту и гармонию. Но разве художники могли бы самостоятельно, без натурщиц, передать всю красоту человеческого тела? Только в средневековье инквизиция запрещала это. Вы можете послужить искусству, Маргарита. Подумайте, — повторил он и, отвернувшись, возвратился к своему столику, закурил и больше ни разу не посмотрел в сторону Марго.
А у девушки слезы, как ни старалась она их скрыть, уже катились по щекам и падали на зеленый бархат платья, оставляя на нем темные пятна. Но Марго не задумывалась о том, что может испортить его. Она выбросит это платье, как только приедет домой. Лишь сейчас она поняла, насколько пошлым и вычурным выглядел ее наряд на этом вечере. Никто из присутствующих не был одет так, как она. Многие из студенток пришли в джинсах, излюбленной одежде их курса, а те, кто был в платьях, были одеты так, как и подобает быть одетым на студенческом вечере. Лишь она одна вырядилась так претенциозно, словно собиралась на светский бал. Марго сорвала с себя серьги, больно дернув ухо, поморщилась от боли, уже осторожнее сняла колье и выбросила и то, и другое в открытое окно, словно мстила им за свой позор. Ей ужасно хотелось покинуть этот зал, но папин шофер должен был приехать к одиннадцати часам, а сейчас было только девять. Не может же она идти в этом дурацком платье через весь город! То, что прохладно — не беда, она не простудилась бы в нем и зимой, но ей было просто стыдно показываться в таком виде на улице. И Марго, прислонясь к деревянному переплету окна, ревела от боли, которую причинил ей Артур, и от безысходности своей любви. Никогда еще жизнь не казалась ей такой мрачной и ненужной.