– Теть Люб, а теть Люб! – тихонько позвала Лида.
– Ты что? Где болит? Открой глаза! Ты меня слышишь? Дим, встань-ка. Посмотри, что это с ней?
– Да-а. Что-то не то…
Лида постучала в дверь к соседке.
– Анна Егоровна! Что-то она похужела, по-моему. Чего делать-то?
– Знаешь что, Лид, вызывай-ка ты скорую. Они врачи все-таки. Может, чего сделают. Или в больницу заберут. Если помрет – то при них. А мы что можем – ничего.
Врач посмотрел. Пощупал пульс. Покачал головой.
– Куда ее забирать? Мы тут бессильны.
– Она умрет?
– А вы что, не видите сами? Это вопрос одного-двух дней, не больше.
Дима отвел врача в сторону. Сунул ему пятьсот рублей.
– Слушай. Отвези бабку в реанимацию. Может, укол какой ей назначат. Капельницу.
– Да не поможет ей ничего.
– На вот, возьми еще двести. Больше нету. Ну отвези, у меня хоть совесть будет спокойна, что все сделал.
* * *
Девятый день пришелся на середину рабочей недели, поэтому народу было гораздо меньше, чем на похоронах. Оставшись одни, Дима и Лида сидели за столом в комнате тети Любы и тихо разговаривали.
– Интересно, где же ее добро хранится? Я пока с ней сидела, потихонечку исследовала ее шкафчики – ни хрена не нашла. Нигде ничего нет. Ну там, статуэточка, вазочка. Ложки нашла старинные, похоже, серебряные – штук пятнадцать самых разных, с витыми ручками. Красивые. Но все не то. Ценностей нет.
– А сберкнижки нашла?
– Нашла. Две. На одной ее похоронные, на другой – пенсия.
– И все?
– Все. Больше ничего нет.
– А ты везде смотрела?
– По-моему, везде.
– Можно еще поискать.
– Давай поищем. Но где?
– А ты под кроватью смотрела?
Лида ошеломленно открыла рот.
– Димка, ты гений! Конечно! Где же еще!
Они с энтузиазмом взялись за старый массивный диван, который, казалось, за полвека стояния на одном месте прирос к полу. Когда, наконец, им удалось его сдвинуть, они увидели большой, покрытый толстым слоем пыли коричневый чемодан.
– Сейчас, погоди, дай-ка я его вытру. Дим, он просто неподъемный!
– Знаешь, замки заело. Пыль, наверное, забилась. Тут молоток есть? Или хоть нож какой-нибудь?
– Да взломай ты эти замки дурацкие!
– Ну, зачем же. Потом оставлять его открытым? Мы же все сразу не утащим.
Лида нашла нож, протянула Диме.
– Такой пойдет?
– Во, давно бы так, – удовлетворенно сказал Дима, когда замки поддались и со щелчком открылись. – Ну, что, открываем?
Чемодан оказался забит стопками писем и открыток, перевязанных тесемками, альбомами старых фотографий, пакетами с фотографиями, не поместившимися в альбомы. Тут же находился старомодный несессер с какими-то флаконами, кисточкой для бритья и баночкой пудры или талька. Маленькая черная лаковая сумочка, в которой лежал старый пожелтевший рецепт на сульфидид, английская булавка и поблекший от времени смятый батистовый носовой платок, хранивший едва уловимый аромат духов, смешавшийся с запахом пыли. Кроме этого в чемодан сбоку был втиснут тряпичный мешок с серебряным ломом – несколько гнутых ложек, вилки без зубцов, деформированная, как будто на нее наступили, старая сахарница и сломанные щипцы для сахара.