– Нет, я не смогу тут жить. Не смогу.
– Ну, обменяешь ее на другую. Эта проблема разрешимая. Согласна?
– Согласна.
– Меня другое волнует – как нам рассказывать об этом? Или не рассказывать?
– А дядя Женя как считает?
– Да вот мы с ним вчера спорили. Он сначала твердо был за то, чтобы всем рассказать. Такие вещи, говорит, нельзя замалчивать! А я его спрашиваю – кому «всем»? Всем родственникам? Чтобы тень Ксениной вины пала на Аглаю, Ольгу, девчонок? Но они-то ни в чем не виноваты, так же как и мы с тобой, говорю. Мы ведь тоже близко знали Ксению. Или, говорю, рассказать всем соседям по дому, знакомым, сослуживцам? Чтобы вся семья отвечала за Ксенины дела? Если б это выяснилось при ее жизни, то можно было бы с нее спрашивать, подвергнуть суду и позору. Но почему за нее должны расплачиваться те, кто ни в чем не виноват? Он говорит: «Никто не должен за нее расплачиваться, но надо, чтобы в памяти людей она выглядела без прикрас. В истинном свете». А я говорю: «Да в чьей памяти-то? Кто о ней помнит? Кто о ней знает? Что жила, что не жила. Ушла – как и не было. Из нас и так почти никого не осталось – во многом из-за нее, конечно, а мы и вспоминать о ней теперь не будем. А Аглая если узнает, то для нее это будет удар посильнее, чем смерть Ксении. Умереть от болезни, от старости – что ж, все умирают. А так она будет терзаться, переживать. Всю тяжесть Ксениной вины на себя примет. Ты же знаешь Аглаю. Зачем же ее подвергать такой муке на старости лет?
– И что дядя Женя?
– Подумал, подумал – и согласился. А ты что думаешь?
– Я бы сначала сказала так же, как дядя Женя. Но… может, и не надо рассказывать. Ради бабушки.
– Умница моя! Хорошо, что ты это поняла. Именно ради бабушки нам придется хранить эту правду в секрете.
Ася тяжело вздохнула и ничего не ответила. Зоя Артемьевна подошла к племяннице и обняла ее. Ася уткнулась в теткино плечо.
– Да, моя милая, в жизни не всегда зло бывает наказано. И не всегда добро побеждает. По крайней мере, не сразу.
– Все-таки это очень несправедливо, – сказала Ася. – Она умудрилась скрывать это всю жизнь. И притворялась, что тоже пострадала, как и все. И наверное, говорила, что ее жених попал в лагерь из-за неизвестного доносчика. И вот, наконец, когда правда вылезла наружу…
– Да уж! В прямом смысле слова! Вместе с конским волосом!
Ася невесело улыбнулась.
– Да. И мы должны покрывать ее… она там, наверно, смеется над нами и радуется.
– Там – это где? Вверху? Вряд ли. Скорее глубоко внизу. Но там уж ей не до смеху. А если серьезно, Асенька, то мы ее не покрываем. Мы бережем хорошего человека, твою бабушку, от боли. Ксения при жизни избежала разоблачения. И если мы сейчас ее разоблачим, то ей это уже безразлично, а больно будет другому человеку, который ни в чем не виноват. Помнишь выражение «Платон мне друг, но истина дороже»? А мне вот дороже друг, понимаешь? Эта истина так долго ждала, чтоб ее раскрыли, что… пусть подождет еще какое-то время. Когда-нибудь, лет через пять-шесть, – сколько там нам осталось – что ты машешь головой? Так и есть – ты своим детям расскажешь обо всем этом, покажешь письма…Они потом своим деткам расскажут… Так что, к семейной легенде прибавится семейная трагедия… ладно, дружочек, утри нос и давай-ка все же займемся книгами.