Все стихло как-то мгновенно, и изнемогшие братья внезапно увидели перед собой серебряно и счастливо текущую во всю свою ширь Волгу. Кобылка медленно подошла к воде и, как ни в чем не бывало, стала пить. Братья проворно выскочили из арбы, потирая ушибленные бока и колени.
— Никогда не видел такую человеконенавистную лошадь, — сказал Вовка.
Лошаденка развернула арбу и сноровисто стала подыматься в гору. Братья погрозили ей и пошли берегом. По дороге отдышались, очухались, нарвали сладкого «салотского корня», стали грызть.
Николашеньку они нашли на его улице. Он сидел, пригорюнясь, на каменных ступенях чужого дома. Тонкая курточка его была продрана на локте, и брючина продрана…. Он поднял голову — экая размалеванная фотография: на одной щеке фиолетовое пятно и ссадина и на другой. А уж шишка на лбу!.. И губы вспухли.
— Здорово тебя!.. — сказал Алешка. — Шишку надо медным пятаком растереть. — И полез в карман за пятаком.
Гуляевы, как могли, почистили Николашину куртку и брюки навыпуск, отскоблили грязь с ботинок. И Николашенька повеселел. Он потребовал закурить.
Николашенька дымил вовсю, горланил бранные слова, услышанные за день, и вообще старался выглядеть сорвиголовой. Лишь перед самым домом он затоптал окурок, оглянулся — позади следовал его отец. Отец схватил Николашеньку за шиворот и потащил к калитке.
Но и Гуляевым отступать было поздно, несогласно с правилами, и они поднялись по лестнице Тетя Маруся с великим укором покачала головой и провела их в гостиную, а сама ушла в комнату, где производился допрос. Должно быть, дядя Осип, Николкин отец, полез ему в карман и нашел колоду карт, потому что он и о карточной игре спрашивал — сквозь стенку дядины слова доносились гулко, как из бочки, а тетины и Николкины невнятно, слабо — эти двое, видно, совсем смешались.
Дядя Осип обращался попеременно то к тете Марусе, то к Николке:
— Я тебя сколько раз предупреждал: они его испортят за один день! Скверный мальчишка! Как еще они не затащили тебя в какой-нибудь притон?.. Сам он никогда бы не стал играть в карты, да еще на деньги!.. Надо проверить серебро… Все возможно. Посмотри в ящиках. Дети улицы. Безотцовщина! Завтра они начнут плавить сейфы, грабить банки. Я знаю этот народ!.. Мне какое дело! Не мной начата мировая война!..
Насколько Гуляевы могли судить, дядя Осип не слушал возражений, и сквозь его громкий голос изредка прорывался лишь Николкин плач.
На пороге вновь появилась тетя Маруся:
— Я вас накормлю обедом, дети, и идите домой. Очень нехорошо!
— Не надо нам обеда, — сказал Алешка, решительно поднявшись с места.