Идти до конца (Иванников) - страница 35

На следующий день началась работа уже по другому кандидату.

Мордашевский Семён Григорьевич заметно отличался от предыдущих толстосумов. Те — либо выходцы из теневиков подполья, избежавших тогда довольно известный приговор — именем народа к высшей мере, либо не успевших дождаться его и выпущенными на все четыре стороны вставшим у руля руководства страны «тетеревом», усиленно токующим под благосклонные похлопывания в ладошки забугорной элиты, либо выходцы из славного комфортного для тех, кто оказался вблизи верхушки партии и деловых мальчиков славного, Комсомола, подвизавшихся в нём в основном за заслуги своих родителей или родственников, либо те, кто имел доступ к распределению и управлению экономическими, финансовыми или природными ресурсами. Он не был ни тем, ни этим, ни другим. Он — бывший мастер спорта по мотоциклетным гонкам, многократный призёр первенства СССР и Европы, сумел «пробиться» в видные промышленники благодаря своей смелости, напористости и удачной женитьбе. Она дала ему возможность войти поначалу в дирекцию крупного металлургического комбината. С помощью хитрого, изворотливого тестя Леонида Кирилловича сначала прошёл непростую науку прижимистого, расчётливого хозяина, а затем уже и практику в дирекциях предприятий этой отрасли, так или иначе аффилированных с этим комбинатом. Став крупным акционером и получив определённую свободу рук, по старой памяти стал привечать друзей из прошлого, с кем не раз пришлось поучаствовать в горячих схватках, где жизнь нисколько не «щадилась», а главное — это было добиться победы. Многие видные спортсмены, видя наглядно своё будущее — почётное, но бедное, уже в те времена пытались на свой страх и риск использовать предоставляемые спортом возможности. Как правило, эти их попытки плохо сочетались с известным Уголовным кодексом. Некоторые из них оказались на нарах, но часть всё-таки сумела вывернуться. Как-то незаметно у него сформировался костяк из таких вот ушлых спортсменов. Тесть не одобрял в этом своего зятя, поговаривая: «Лучше бы набирал специалистов моего профиля», — но, тем не менее, не мешал его забавам, которых он был лишён в детстве. Времена накопления первоначального капитала были жестокими, и как поступал тесть, так и с ним в один злополучный день поступили — взорвали вместе с женой и дочкой в машине. Мудрый тесть предвидел такую возможность, имея перед своими глазами множество соответствующих примеров. К тому же, к этому времени и сам Семён Григорьевич, по его мнению, значительно «повзрослел», стал неплохо разбираться в методах управления, конкурентной борьбе и понимания с кем надо делиться. Так как дочка не подавала, к его большому сожалению, никаких надежд в этом смысле, как говорится, пошла в маму — мягкую, интеллигентную женщину, увлечённую филологией. В предвидении такого развития событий он и завещал развитие своего любимого детища, выстраданного потом, слезами, тюремным сроком, порой жутким страхом, хоть и не очень любимому, но подающему приметные надежды зятю. Кроме всего прочего он оставил ему ещё и своего доверенного, с кем прошёл огонь и воды, и медные трубы, с кем ещё при Андропове был посажен на нары и выпущен «тетеревом». Яков Моисеевич после смерти своего шефа оценил ситуацию, как максимально благоприятную для себя лично, то есть становления собственного дела. Спору нет, в стремительном восхождении в мир промышленников и финансистов Леонида Кирилловича была и его заслуга. Ряд выполненных этой парочкой афер точно была заслугой Якова Моисеевича. Зятя своего шефа он серьёзно не воспринимал, так как с детства чурался всякого спорта и был искренне убеждён: «Все, кто серьёзно занимается этим родом деятельности, не шибко одарены мозговыми извилинами». Недолго думая, практически сразу же начал проводить свою политику, оборачивая её в сладкие, обнадёживающие речи, тучи цифр и сетования на напряжённость, сложность и так далее. Семён дал ему порезвиться в уверенности своей безнаказанности в течение нескольких месяцев. Тем временем сам, вникая в тонкости дела, однажды сделал для себя четкий вывод. Сразу же последовала его реакция. Яков Моисеевич был жестоко избит и вынужден был улечься на излечение и реабилитацию. Пострадала и его семья, уехавшая в страну обетованную с двумя дочерьми, где он приобрёл для их проживания в курортной зоне очень и очень неплохой коттедж. Приобрёл он его за большие деньги, нажитые им непосильным трудом, очень им гордился. Считал его домиком на старость, благополучную и сытную, вот только он ещё «пооттяпает» у этого недоросля побольше. Ведь у него дочки, а им тоже нужно жить в своих «домиках». Так вот этот коттедж в одно прекрасное время, когда его любимая жёнушка Ираида Давыдовна и не менее обожаемые дочки изо всех сил ухаживали за ним в отличном пансионате, куда его поместил под надзор преданному ему персоналу Семён Григорьевич, вдруг взял да и сгорел. Приехавшей пожарной команде пришлось только раскатать его по земле, дабы он не стал источником возгорания других, не менее прекрасных коттеджиков, так как, к сожалению, погода была весьма ветреной, и к тому же около двух месяцев стояла сушь. Страховая компания сообщила, на какую сумму и через сколько месяцев он может получить страховую сумму. Услышав это, Яков Моисеевич схватился за голову и получил инфаркт, правда, сравнительно быстро оправился. После сего печального события его посетил лично Семён Григорьевич и объяснил весьма доходчиво и просто: он служит ему, так как он служил тестю, зная, что за воровство ему оторвут руки, вырвут язык, а дочек сплавят в публичный дом не слишком высокого класса. Ему надо вернуть честно с неграбительскими процентами всё то, чего он успел украсть у него после гибели тестя. В противном случае он, Семён Григорьевич предвидит, что у дочек опять же в ближайшем будущем будет бордель где-нибудь в Турции, а его парализованного в коляске с женой сзади, и она будет ухаживать таким образом до конца его дней. Быстро прикинув все за и против, отлично осознавая, что с ним не собираются шутить и проклиная себя за чрезмерную самоуверенность и недооценку этого спортсмена, согласился на первый вариант. Отлично помня предупреждение этого парня, ежедневно видя его в окружении ушлых громил, он стал если и подворовывать, то в пределах, кои он обозначил для себя, как комиссионные. Семён Григорьевич быстро раскусил сию тактику, но справедливо посчитал — кто родился мошенником, того только могила может исправить. Стал смотреть на эти выкрутасы довольно снисходительно, но время от времени проводил тщательный аудит, заставлял того вернуть всё до копейки, а Ираиде Давыдовне отстирывать обгаженные бельё и штаны. Так они и работали далее.