– А хотите, заскочим в госпиталь?
– Давай. Он далеко?
– У нас в Баграме три госпиталя. Египетский, корейский и американский. В какой пойдем?
– В американский.
– Правильно. К нам самых тяжелых раненых и больных привозят.
Через пять минут мы уже входили в огромный фанерный барак. Стены, пол, потолок – все некрашеное и деревянное. Вокруг, на стенах, на стеллажах и просто на полу, аппаратура, провода, какие-то блестящие коммуникации, мигающие ящички, осциллографы. Наверное, так выглядит космическая станция «Мир». Или декорации голливудского фильма про XXII век. Мы, видимо, попали не туда, где лечат, а где вообще собирают новых людей.
Я вспомнил наш бункер в Грозном. Первый месяц войны в Чечне. Январь 95-го. Угрюмый подвал. В одном его углу, под тусклой лампочкой, гора бронежилетов, в другом – гора оружия. Все, что снимали с раненых и убитых, не уносили сразу, только в конце дня. Лес капельных стоек с перевернутыми бутылями лекарств, полумрак, стоны, всхлипы. Конвейером заносят людей. Кого на носилках, кого на одеялах, бывало и на выломанных дверях. Гомон смертельно усталых врачей и санитаров.
– Он уже умер, зачем вы его принесли?..
– Промедол кололи? Когда? Вы брейте ногу, сейчас будем отнимать…
– Так у вас… пуля, осколок?
И никаких мерцающих мониторов, никакой космической аппаратуры. А ведь это было со мной всего десять лет назад.
К нам выходит американский военный. Рыжий, худой, в таком же песчаном, как у всех, камуфляже и с пистолетом под мышкой, лежащем в черной кожаной кобуре.
– Подполковник Майкл Доял, начальник госпиталя.
– Александр Сладков, корреспондент.
– Что вам показать?
– Покажите все.
Доктор Доял не проявил эмоций. Он выставил руку, пропуская нас жестом вперед.
– Прошу.
Из длинного и широкого космического фойе мы прошли по сужающемуся деревянному коридору. Доял шел и комментировал:
– Этот госпиталь оказывает помощь мирового стандарта. У нас хорошая команда. Хирурги, медсестры, специалисты военно-полевой хирургии. Уровень медицины – как в США.
– Много раненых?
Доял оглядывается на капрала Серегу, словно спрашивает, можно ли нам доверять. Серега успокаивающе кивает.
– Девяносто процентов местные. Причем гражданские. Мы их лечим, это сближает.
– С кем?
– С афганским народом.
– Чем болеют?
– Подрываются на минах. И горят. Отапливают свои дома они кустарным способом. Никакой техники безопасности. Сплошные пожары. А мины… Их кругом столько, что к нам подорвавшихся везут и везут. Да, еще много пострадавших от транспортных происшествий. Чаще всего женщины, дети. У нас здесь две операционные. И двадцать коек. Они все заполнены. Мы оперируем, а выздоравливать отправляем местных – в афганские госпиталя и больницы, а наших – в Америку.