– Все это из Киргизии везут.
– А почему из Киргизии?
– Так ведь у нас там база военная есть, «Манас». Это рядом совсем. Мы покупаем здесь всякую всячину. Ордена, майки, монеты… Ну, чтоб привезти домой сувениры.
– Неужели это все, что может напоминать здесь о Советском Союзе?
– Нет, ну мины еще вокруг Баграма. Я не знаю, как афганцы относились к советским солдатам, к нам они относятся хорошо.
Да… Мины Советский Союз после себя оставил. И все? А как же гидроэлектростанции, нефтебазы, аэропорты и аэродромы, газопроводы, заводы, линии связи, домостроительные комбинаты, речные порты, гигантские мосты, тысячи километров горных дорог, детские сады, ясли, электросети и линии электропередачи, метеостанции, буровые, институты, техникумы, школы-интернаты, хлебозаводы, мельницы, элеваторы, плотины и водохранилища, сельскохозяйственные фермы и лаборатории, поликлиники и больницы, даже станции искусственного осеменения? Долго перечислять. Американцы что после себя оставят? Вот в Баграме тюрягу построили на тысячу мест. За шестьдесят миллионов долларов. Ну и массу объектов для себя. А вы говорите – мины… Ладно, заводиться не стоит. Я же у американцев в гостях.
Мы выходим из магазина, и на весенней афганской прохладе я остываю.
Оглядываюсь. Рядом с Военторгом тянется развал с драгоценностями. Так сказать, уличная торговля сапфирами и бриллиантами. Я не знаю, что там за сокровища продают, но американский толстый дядька «в штатском» битый час с умным видом рассматривает камни через какой-то увеличительный прибор, выставив его против солнца. Тут еще и ружья какие-то стоят, и «требуха» всякая: платочки, шапочки, сумки, рюкзаки. Ширпотреб. У нас в Чечне, на Ханкале, тоже есть рынок. Он раскинут в станционных развалинах, у железной дороги. Чеченки торгуют там «настоящим золотом из Италии». А еще куриными окорочками, которые жарят тут же, на голубом газовом пламени, вырывающемся струйками из пробитых труб. Меж рядами бродят бойцы-контрактники, явившиеся из «чеченских джунглей» и получившие «боевые», сравнительно большие деньги, провоцирующие на скорые и необдуманные покупки.
А выбирающий драгоценности американец напоминает мне бледнолицего переселенца из индейских фильмов моего детства – так белые скупали редкие меха у краснокожих. За бесценок, естественно. Но афганцы – это вам не индейцы. Их не обманешь, не уговоришь, не проведешь. Сами кому хочешь и что хочешь впарят по сходной цене. Американец уже полчаса камни подносит к глазу. Кладет, снова берет. Неужели серьезно хочет найти бриллиант или аметист? Продавец-афганец сидит безучастно, как истукан. Так, видимо, торговля шла здесь и век назад, и два, и три. Боже мой, видать, ничего на этом Востоке столетиями не меняется. Только одежда приезжих (местные-то все в том же) да их языки: английский, русский, теперь снова английский. Хотя почему… Первыми в этих местах появились персы, ну, в смысле иранцы. После них греки. Потом уже афганские племена. Потом снова греки, вернее, Александр Македонский перепутал Гиндукуш с горами Кавказа. За ним в Баграм пришел Чингисхан. Говорят, грабил, убивал, что само по себе и не ново. Для Афганистана тем более. И вот девятнадцатый век – англичане, потом СССР, а сегодня уже всякой твари по паре. Можно встретить поляков, австралийцев, канадцев, корейцев.