История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов (Мюллер) - страница 218

Наступил последний день Мухаррема, перемирие истекало. Алий торжественно отринул все предложения сирийцев. Войска стали готовиться к бою. Но противники еще медлили: страшновато становилось обеим сторонам поставить все на карту; так проходили первые дни (1–7 Сафар 37 = 19–25 июля 657), завязывались отдельные стычки, случались по-старинному единоборства, но до общей свалки еще не доходило, ни та, ни другая сторона не одерживала значительного перевеса. Наконец вечером на седьмой день Алий решился развернуть все свои силы. При вечернем богослужении воспоследовало окончательное распоряжение, и ночью все приготовились. На другое утро (в среду 8 = 26 июля) все войско выступило против сирийцев, соединенные полчища которых стояли также в боевом строю. При расположении войск Алий старался, где только было возможно, заставить сражаться родственные племена друг против друга: аздов Басры против аздов сирийских, хат’амов куфийских против хат’амов сирийцев, и так повсюду, где только находились в обоих войсках части, принадлежавшие к одним и тем же племенам. В этих тактических передвижениях, как кажется, прошла большая часть времени, ибо до нас дошло вообще одно только, что в этот день сражались. Во всяком случае бой разгорелся с полной силой лишь на следующее утро (четверг 9 = 27 июля). Сам Алий, окруженный мединцами, старинными беглецами и союзниками пророка, командовал центром, правым крылом руководил Ибн Будейль, левым — Абдулла Ибн Аббас, конницей которого управлял Малик Аль-Аштар. И на стороне противников полководец также находился в средине. Здесь Му’авия приказал разбить для себя большую палатку, оставленную под прикрытием конницы Дамаска, предводимой Амром Ибн Аль Асом. На левом крыле командовал Хабиб Ибн Маслама — покоритель Армении, правым — химьярит Ибн Зу’ль-Кела; авангард состоял по-прежнему под управлением Абуль-А’вара, пехотой Дамаска в центре командовал Муслим Ибн Укба. Силы обеих армий почти были равные: против 70000 воинов Алия стояло никоим образом не более 30000 сирийцев. Как то, так и другое войско могло похвалиться особым отборным отрядом: тщательно подобранные люди торжественно поклялись Му’авии победить или умереть. Между куфийцами также нашлось порядочное количество ревностно набожных, которых прозвали за их непрестанное изучение Корана «чтецами»; они держались крепко друг за друга и теперь разделились на три отряда, предводимые Ибн Будейлем, Кайсом Ибн Са’дом и старым Аммаром Ибн Ясиром. Были это люди решительные, многие из них принимали участие в цареубийстве: отвращение свое к Осману они перенесли с удвоенной силой на муавию. Бой открыл Ибн Будейль, напирая с необыкновенной силой на левое крыло сирийцев. Ему удалось оттеснить Хабиба и при помощи своих «чтецов» проложить дорогу к центру неприятельского войска — чуть что не дошли они до палатки Му’авии, но тут встретили отпор: отряд присягнувших принудил их податься назад. Далее посланные к ним на подмогу Алием из центра мединцы, на этот раз, впрочем, действовавшие вяло, не могли восстановить перевеса. Между тем на левом крыле иракцев дело шло не совсем благополучно. Арабы юга, предводимые Ибн Зуль-Кела, одержали здесь перевес, так что это крыло держалось благодаря лишь особенной храбрости некоторых находившихся там из племени Раби’а. Сам Алий бросился к ним на выручку, удержал бегущих и возобновил бой, а на правое крыло послал Малика со всей его конницей. Малику также удалось остановить начавшееся было там бегство и проложить дорогу саблями к находившемуся в большой опасности со своими «чтецами» Ибн Будейлю. И снова началось наступление. При первом же движении вперед пал Ибн Будейль, врезавшийся со своими «подобно тарану»; Малик тотчас же принял начальство и успел далее самих «клятвенников» оттеснить снова до самой палатки Му’авии. Уже первые четыре ряда отчаянных храбрецов были смяты нападающими. Му’авия потребовал лошадь, приготовляясь сесть и ускакать. Но вдруг раздался старый мужественный голос, как бы случайно прокатившийся до него эхом и пробудивший в нем чувство чести, — и наместник не сдвинулся с места. Об этом постарался, как оказалось, Амр, спокойно крикнувший: сегодня — «танец смерти», наутро — «блеск владычества». «Клятвенники» стояли стеной. Раз еще удалось проникнуть сюда толпе «чтецов» под предводительством Аммара. «А, вот где ты, Амр, за Египет готов и совесть продать, так погибни же!» — крикнул он. Несмотря на свою глубокую старость, товарищ пророка, Аммар, сражался с неприятелем подобно льву, но даже принесенная им в жертву жизнь не могла доставить окончательной победы. Оба войска продолжали драться без передышки — казалось, не будет и конца бою. Тогда Алий, завидя издали Му’авию, крикнул своему противнику: «Зачем нам продолжать эту бойню людскую, выходи, вызываю тебя на суд божий. Кому из нас удастся положить на месте другого, пусть тот и властвует». Амр стал убеждать Му’авию принять вызов, но тот решительно отклонил предложение. «Разве ты не знаешь, — проговорил он, — что еще не было такого, который бы, сражаясь с ним, не был убит». Когда же Амр продолжал настаивать, доказывая, что не совсем прилично так принижаться, наместник с сердцем ответил: «Я вижу, тебе желательно стать властелином вместо меня». Всем были действительно известны храбрость и искусство владеть оружием Алия, так что Му’авии нельзя было ждать благоприятного исхода единоборства. Трудно поэтому было его обвинять за то, что он отклонил такое рискованное решение боя. Даже ночь не в силах была развести бойцов: во многих местах на поле сражения борьба продолжалась вплоть до самого утра. Это была вторая «ночь грохота», подобная той, которую пережили когда-то победители при Кадесии. Наконец утром на третий день (10 Сафар = 28 июля 657), казалось, близилась развязка. Малик был окончательно назначен предводителем правого крыла; он собрал всю свою конницу и приготовился к последнему решительному удару; напирая с бешенством на сирийцев, он успел-таки загнать их в самый лагерь. Командовавший по-прежнему центром Алий, заметя победоносное наступление своего подчиненного полководца, бросился с пехотинцами центра на Му’авию. Наместнику предстояла великая опасность; нападение велось с двух сторон, так как левое его крыло было окончательно истреблено. Но «война — игра в обман», сам пророк так выражался. Может быть, уже заранее на всякий случай подготовлялась одна из самых недостойных комедий всемирной истории. Опять-таки за Амром остается заслуга изобретения ее: вдруг на копьях очутилось столько Коранов, сколько можно было их достать. Сирийские воины стали громко кричать иракцам: «Глядите, вот где, в книге Божией, следует искать правоверным разбор распрей, а не во взаимном истреблении. Прекратим бой, назначим третейский суд, пусть разберет он притязания Алия и Му’авии, руководствуясь словом Наивысшего, и все уладится». Как ни смешно было подобное предложение, и в то именно мгновение, когда уже наступала решительная победа, и хотя легко было возразить, зачем же не было предложено это ранее, перед пролитием крови