Пустой, остановившийся взгляд блестящих зеленых глаз Эвы еще больше усиливал впечатление. Доминик пытался поймать этот взгляд, но в нем не было жизни. Словно вместо чудесной живой девушки осталась ужасающе пустая оболочка. Ему нестерпимо хотелось прикоснуться к своей любимой. Единственной, которой под силу одним взглядом усмирить смертоносную магию шелона, поставить его на колени, вынудить пойти на что угодно ради нее — он осознал это в один момент, но не испугался и принял как данность, как дар свыше.
Пальцы черного, причем буквально, шелона сами собой скрючились, впиваясь в ладони от ярости. Перед ним вновь рискнул встать Арджан, закрыв Эву. Получил полный ненависти пронзительный черный взгляд, но не отступил — не разрывая зрительный контакт с другом, бывшим на грани, заговорил, медленно, четко выделяя слова, упорно пытаясь достучаться:
— Эва в шоке. Слышишь, Ник. Она цела и невредима, но впала в кататонический ступор. И не реагирует на внешние раздражители. Врачи говорят, она никого не видит и не слышит, варится там в своих страхах. Они пока решают, как лучше вывести ее из этого состояния, может быть, когда она почувствует себя в полной безопасности, через какое-то время… несколько дней и…
В следующую секунду Доминик, с посветлевшим на коже «рисунком», отодвинув Арджана, присел перед Эвой на корточки. С трепетом, с невероятным облегчением, что ему повезло, она жива, коснулся ее рук, сжавших колени.
«Ледяные!» — жуткая мысль, что Эва не живая, снова спровоцировала берсерка.
— Может, ему транквилизатор вколоть? — едва слышно выдохнул незнакомец, прикрывающий бледную, замершую у стены Ясмину.
— Заткнись. На шелона его уровня не подействует, а контроль утратит окончательно, — взбешенно прошипел Арджан. — Ник, успокойся, слышишь, ты сделаешь хуже. С ней все в порядке, Эва просто в шоке. А на улице полно народу, соседи и репортеры, нельзя провоцировать скандал и…
Доминик кивнул, да плевать ему на всех, главное — Эва. Нельзя пугать ее, нужно согреть бледные, ледяные, хрупкие кисти, достучаться… Он медленно поднялся, подхватил девушку под бедра и спину, как ребенка, и прижал к себе, крепко-крепко, чтобы поделиться своим теплом, шепнув ей на ухо:
— Я с тобой, любимая. Ты в безопасности!
Несколько минут он ходил по комнате туда-сюда, укачивая Эву, пытаясь вывести и ее, и себя из транса. Как заведенный терся о ее ухо, целовал виски и шептал, что все прошло, он рядом и никому ее не отдаст…
Наконец, тело Эвелины дрогнуло, расслабилось, тоненькие пальчики вцепились в воротник рубашки Доминика. Затем она прижалась к нему всем телом и заорала, завыла, оглушая окружающих. И столько боли и ужаса выплеснулось в этом пронзительном крике, что от трансформации шелона остановило только одно: он может испугать ее.