Жар, исходящий от ладони командира, становился все сильнее, пока опухоль на горле Маркуса не спала. Боль отступила.
Покончив с исцелением, Сет сердито сдвинул брови и предупредил:
— Если поблагодаришь — надеру тебе зад.
Похоже, ему это сделать одной левой.
Сет снова отвернулся, отошел, да так и замер. Откинув полы длинного пальто, положив руки на бедра и опустив голову. Глядя в спину старшего стража, Маркус почти слышал, как он считает до десяти, желая себе терпения.
Разве Ами обвинила его, Маркуса, в грубом обращении?
— Что же она тебе сказала? — настороженно уточнил он.
Сет покачал головой:
— Что ты с ней предельно учтив.
Правда? Преувеличение, но сейчас об этом явно даже заикаться не стоит.
— И ты ринулся сюда в убийственной ярости только потому?..
Сет развернулся:
— Потому что ждал от тебя большего!
Сияние в его глазах пропало, они снова стали обычными коричнево-черными.
Маркус застыл, подавив стон агонии из-за боли в ребрах — исцелили-то ему только горло. Он впервые разгневал Сета и чувствовал себя подростком, которого папаша отчитывает за гулянье допоздна.
Папаша, который, по слухам, мог убить одной силой мысли.
— Ты же знал, что мне не нужен аколит, — сердито напомнил Маркус. — И чего тогда ждал? Что я предложу ей заплести косички после того, как мы сделаем друг другу маски для лица и накрасим ногти на ногах?
— Да не будь ты таким придурком, Маркус! — прорычал Сет. — Тебе не приходило в голову, что я не просто так назначил Ами твоим аколитом? Думаешь, моя единственная цель — позлить тебя или заставить признать правило, которое я без возражений позволял тебе нарушать последние тридцать лет?
— Нет, — искренне ответил Маркус. — А зачем же еще?
И вновь ему показалось, что Сет посчитал до десяти, только на сей раз он также прошептал что-то на незнакомом языке.
— Друг мой, прошло восемь лет, — совсем тихо произнес Сет.
Догадавшись, к чему все идет, Маркус раздраженно стиснул зубы.
— Я веками знал, что Бетани для тебя маяк, свеча, которая отпугивала тьму, давая повод продолжать и сдерживаться, несмотря на одиночество, снедающее многих из нас. Но ее больше нет. И на этот раз она не вернется.
А Сет мастер проворачивать нож в глубокой ране.
— Я дал тебе восемь лет, ждал признака, что ты приходишь в себя, что нашел новый смысл жизни и готов следовать дальше… Но ты медлишь.
— Я в порядке, — выдавил Маркус.
— Нет, вовсе нет. Ты медлишь. Так, что даже Роланд за тебя переживает.
Маркус опешил. Роланд за него переживает?
Роланд Уорбрук, старше на сто лет, тренировал и вел Маркуса первые годы после трансформации. Он был ему как брат. Грубый, необщительный, охваченный паранойей старший брат, который нравился немногим. До того, как полтора года назад он женился на Саре Бингем, Роланд девять веков прожил в полном одиночестве.