Вот он – ее муж. Когда-то в нем было росту шесть футов, а теперь он ниже их пятилетней дочери. Он стоит перед ней в своей нелепой детской одежде, а она говорит с ним со слабой мукой в голосе. Это-то и есть кошмар пострашнее всех ужасов.
Уныло глядя в окно. Скотт прислушивался к шелесту листвы на ветру, и ему чудилось, что это шуршат юбки женщины, спускающейся по бесконечно длинной лестнице.
Лу сделала еще один глоток, и его опять охватило раздражение.
– Скотт, – позвала она.
«Притворная нежность», – подумал он.
– Сядь. Оттого что ты все смотришь в окно, дела Марти лучше не пойдут.
Не оборачиваясь, Скотт заговорил:
– Ты думаешь, меня это заботит?
– А разве не так? Разве мы оба…
– Сто раз не так, – оборвал он ее холодно.
Холодность в детском голосе звучала до смешного странно: как будто Скотт читал свою роль из несерьезной и неуклюжей школьной постановки.
– Но что же тогда? – спросила Лу.
– Если ты до сих пор ничего не поняла…
– Прошу тебя, дорогой, продолжай.
Скотт прицепился к слову. Его маленькое личико напряглось.
– Ох и трудно тебе, наверное, называть меня сейчас дорогим? А может быть, немножко неискрен…
– Нет, прекрати, Скотт. Неужели нет других проблем, кроме твоих домыслов?
– Домыслов? – Его голос чуть не сорвался на визг. – Ну конечно! Мне все только кажется! Ничего не изменилось. Все как прежде. А я только до…
– Ты разбудишь Бет.
К горлу сразу подкатил ком из множества гневных слов. Они мешали друг другу вырваться наружу, и Скотт, не в силах что-то сказать, удрученно курил. Затем неожиданно направился к входной двери.
– Куда ты собрался? – с тревогой в голосе спросила Лу.
– Прогуляться. А ты что, против?
– Ты будешь гулять по улице?
Ему захотелось пронзительно закричать.
– Да, – произнес Скотт дрожащим от сдерживаемого гнева голосом. – По улице.
– Думаешь, тебе стоит идти на прогулку?
– Да, считаю, что стоит.
– Скотт, я просто беспокоюсь за тебя, – взорвалась наконец Лу. – Неужели ты этого не видишь?
– Конечно. Да, конечно, ты беспокоишься. – Он толкнул дверь, но она не поддалась. Краска бросилась ему в лицо. Бормоча какое-то ругательство, он толкнул дверь сильнее.
– Скотт, в чем я перед тобой провинилась? Разве я сделала тебе что-нибудь плохое? Ну разве я виновата, что Марти лишился этого контракта?
– К черту этот проклятый…
Голос его задрожал. Дверь распахнулась и стукнулась о стену.
– А что, если тебя кто-нибудь увидит? – спросила Лу, вставая с кушетки.
– Счастливо, – бросил Скотт, с силой дернув за собой дверь, чтобы та хлопнула.
Но и это у него не получилось. Старый косяк в последние месяцы безнадежно скособочился, и поэтому дверь, царапая по полу, тихо закрылась за Скоттом.