После ухода из большого спорта он задним числом попытался наверстать упущенное. Уже будучи отцом семейства, он заочно поступил в университет, даже окончил его, получив при этом, однако, скромную специальность экономиста. Неосуществленная мечта, мир высокой науки, внушающие трепет международные симпозиумы и, быть может, даже маячившая на горизонте Нобелевская премия — все это было переадресовано первенцу, который должен был уж наверняка достичь того, что не удалось отцу. Он же сумеет, опираясь на собственный горький опыт, предостеречь сына и не дать ему свернуть в тупик.
С первых шагов в учебе отец заставил Антала заниматься дополнительно математикой, чтобы заблаговременно создать предпосылки для научной карьеры. И конечно же, разом вызвал у сына отвращение к предмету. Когда это к пятому классу стало совершенно бесспорным, Эльмер Андерсен нанял опытных репетиторов из числа физиков — понятно, с теми же результатами. Антал был совершенно нормальным и живым ребенком, только ожидаемого вундеркинда из него, несмотря на все усилия, никак не получалось. Зато под действием принуждения все больше росло упрямство, которое родители старались сломить силой, но которое от этого лишь возрастало.
Анталу доставляло своеобразное садистское удовлетворение доставлять родителям огорчение своей учебой. Обостренным детским чутьем он понимал, насколько глубоко это их задевает. Только таким образом он мог отплатить за муки принудительной зубрежки. Ему стало нравиться учиться плохо.
Шаг за шагом он становился в глазах родителей кретином, пока их терпение не лопнуло и они не объявили сыну об этом во всеуслышание. Событие это принесло определенную разрядку. Теперь Антал мог на все упреки безмолвно и глупо таращить глаза, и ему не нужно было больше оправдывать свои поступки: что с кретина взять?
Андерсены начали подумывать о другом, более способном ребенке.
Ирена пошла на это не сразу. Она сперва основательно и с оскорбительной доскональностью изучила всю родословную мужа, будто только там мог скрываться корень зла, искала и в популярной медицинской литературе ответа на вопрос о том, способны ли какие-нибудь дальние отклонения в роду передаваться через плоть и гены мужа и причинить вред ее будущему ребенку.
Поэтому Марек и родился сравнительно поздно.
Вполне возможно, что он вообще бы не появился на свет, если бы кто надоумил Ирену начать следить за появившимися все чаще в те годы статьями о защите окружающей среды. В них порой довольно серьезно и устрашающе говорилось о возможности влияния на эмбрионы и новорожденных радиационного фона, а также всевозможной бытовой и небытовой химии. Но предметом обсуждения в обществе эти темы должны были стать только шесть-семь лет спустя, когда Марек уже ходил в детский сад. Тогда, конечно, уже ничего нельзя было поделать.