В следующий миг он едва не набросился на Ивана, и только обхватившая его сзади обеими руками мама, сердце которой разрывалось на части при виде того, как два самых дорогих ей человека в один миг стали злейшими врагами, не дала ему этого сделать.
Услышав слова Бориса, Иван посмотрел на него совсем по-другому. Во взгляде его теперь читалась не обида. Вернее сказать, обида, конечно, была, и обида огромная, да только её мгновенно стало совершенно не видно за языками яростного, всепожирающего пламени вмиг заполыхавшего там костра рождённой этой обидой, всё той же, толкнувшей его на все сотворённые им убийства, неистовой злости. Ещё бы! Пацан, которого он считал своим единственным другом, тоже обзывает его уродом! Как все те, кто доставал его долгие годы. Кого Иван ненавидел всем сердцем. Кому он сейчас с упоением мстил.
Значит, он тоже презирает Ивана за его треклятую сморщенную кожу?! Это открытие оглушило Ивана, как удар дубиной по голове. Оглушило и одновременно добавило жару в пламя пылавшей у него в душе злости. И эта злость тут же породила в израненной людской жестокостью душе Ивана огромную ненависть даже к своему теперь уже бывшему другу…
– Ненавижу! – тут же запульсировало у него в голове. – Ненавижу!
– Сволочь! Ненавижу! – словно вторили ему слова вырывавшегося из рук удерживавшей его матери Бориса.
Тем временем огонь всё уничтожающей на своём пути злости, полыхающий в глазах Ивана, стал ещё яростнее.
– Твоё сердце остановилось! – громыхнуло, словно гром, у него в рассудке в следующее мгновение.
– Я убью те… – крик Бориса оборвался на полуслове.
И подросток свалился на пол, словно подкошенный, – руки матери не смогли его удержать.
– Боря! – рухнула рядом с ним на колени тётя Лена. – Боря! Боря! Что с тобой, сынок?!
Припав ухом к груди сына раз, затем другой, третий, она не смогла услышать ни единого удара его сердца, что могло означать только одно – её ненаглядный Боря был мёртв. А ещё через миг жестокая истина, наконец, заполнила собой всё её сознание.
– Ты! – закричав, она подняла на Ивана переполненный невыносимым страданием взгляд. – Ты-ы! Убийца! Сволочь! Урод!
Что?!
Последнее слово тёти Лены было подобно пощёчине. И той, из-за которой Ваня совсем недавно убил Маринку, и тех, что ему уже огромное количество раз приходилось терпеть от его «друзей». Хотя, нет. Эта «пощёчина» была намного сильнее и обиднее, ибо её ему «залепила» та, кого Ваня считал своей матерью.
В следующий миг всё в душе Ивана ещё больше заполнилось невыносимой душевной болью. Болью, в сравнении с которой всё подобное, что ему уже приходилось испытывать раньше, показалось ему ерундой! Выходит, и она тоже?! И она, ласковая и добрая тётя Лена, назвала его уродом?!