– Я могу вам чем-то помочь, мадам?
– Ах, господин кюре, я не знаю, что мне делать! – жалобно воскликнула Амалия и, предъявив коробочку с кольцом, рассказала, что ее брат Жозеф питал серьезные чувства к одной из прихожанок этой церкви. Сама Амалия живет не в Париже, она приехала, когда ее брата сразил удар, и он уже умирал. Жозеф из последних сил просил ее передать кольцо женщине, на которой собирался жениться, но он не успел сказать ее имя, так как скончался. Из писем брата Амалия, однако, знает некоторые приметы его невесты и очень рассчитывает на то, что господин кюре поможет ее найти.
– Боюсь, мадам, вы требуете от меня невозможного, – ответил священник. – Разумеется, я знаю многих прихожан, но…
– Ах, господин кюре, но ведь я должна исполнить волю моего бедного брата! – сказала Амалия, вложив в голос всю силу убеждения, на какую была способна. – На кого же мне надеяться, как не на вас?
И она описала незнакомку со всеми подробностями, которые ей сообщил Ломов.
– Увы, я знаю, о ком идет речь, – серьезно промолвил кюре, выслушав Амалию. – Мне жаль вас огорчать, но вы не сможете передать кольцо этой бедной женщине.
– Но почему? – всполошилась его собеседница.
– Ее звали Франсуаза Шапото, – сказал священник. – Она угодила под трамвай несколько дней тому назад.
– Как? Где?
– Здесь же, на улице Сен-Мартен.
– Какой ужас…
– Такова цена прогресса, который марширует по человеческим жизням, – несколько напыщенно заметил кюре. Амалия подумала, что эту фразу он вычитал в какой-нибудь газете.
– Я так хотела поговорить с ней о моем брате! – воскликнула баронесса, заметив, что священник собирается уходить. – А кем она была? Я хочу сказать, чем она занималась, где жила?
– Она служила у мсье Сезара Пелиссона, насколько мне известно, – ответил кюре, которому, судя по выражению его лица, уже порядком наскучили расспросы провинциальной дамы. – Жила там же, на улице Монморанси. С его стороны было очень любезно оплатить ее похороны – после нее осталось не так много денег.
Фамилия Пелиссон ничего не говорила Амалии, но она не сомневалась, что ее собеседник сможет сообщить ей больше, если захочет.
– Пелиссон, Пелиссон… что-то очень знакомое! – объявила она. – Кажется, он служит в каком-то министерстве?
– Не совсем, мадам, – в генеральном штабе, – отозвался кюре. – Прошу меня извинить, я должен идти.
Он направился к немолодой даме, которая, судя по величине бриллианта на ее желтом сморщенном пальце, носила на руке целое благосостояние какого-нибудь рабочего округа Парижа, а то и двух. Священник заговорил с ней, склонившись в почтительном полупоклоне, а Амалия убрала в сумку коробочку с кольцом и отошла к алтарю.