Баронесса Корф откинулась на спинку кресла и задумалась. За три истекших дня она проводила изгнанного Осетрова на вокзал и пообщалась с временно замещающим его агентом, который на словах обещал ей всяческую поддержку. Кроме того, Амалия зачастила в ресторан на улице Сен-Мартен – возможно, потому, что открыла в себе любовь к нормандской кухне. Еще она встречалась с Джереми Скоттом, но вполне сознательно ограничилась общими темами – здоровьем молодого человека, парижскими театрами и погодой. А вчера…
Вчера хоронили Сезара Пелиссона, причем отпевание состоялось в церкви – генерал Дассонвиль использовал свои связи, чтобы его сына признали погибшим в результате несчастного случая, а не самоубийства. Однако Амалии даже не дали войти в церковь – у самого входа ее перехватил капитан Дюбуа.
– Вам не кажется, что это уже чересчур? – прошипел он, преградив Амалии дорогу. – Между прочим, он погиб из-за вас!
– Между прочим, – спокойно промолвила Амалия, высвобождая свой локоть из поразительно цепких пальцев своего недруга, – Сезар Пелиссон однажды потерпел неудачу в любви и утопил девушку, которая предпочла ему другого. Так как ее убийство сошло ему с рук, он не стал останавливаться… Мне продолжить или как?
– Сделайте одолжение, сударыня, – шепнул капитан, наклонившись к ней, – катитесь к дьяволу! Самая подходящая для вас компания, я уверен!
– Так и знала, что он – не вы, – съязвила Амалия, отступая на шаг. – Вы слишком мелки, капитан Дюбуа, или как вас там на самом деле зовут…
Она смерила его ледяным взглядом и удалилась, оставив-таки последнее слово за собой.
Но не может же она в самом деле писать в отчете генералу, как она пикировалась с Дюбуа, самую малость флиртовала с Джереми и наслаждалась нормандским сидром в компании Марселя Лакомба.
На самом деле Амалию не покидало ощущение – или предчувствие, называйте как хотите, – что надо подождать, выдержать паузу, и что-то обязательно случится, ситуация изменится или повернется в нужную ей сторону.
«А может быть, и нет… Может быть, и нет».
Она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором вновь возникла улица Монморанси и таблички у входа для жильцов. Вышивальщица вееров… гравер… доктор… Доктор, конечно же.
В ушах Амалии зазвучал голос Сергея Васильевича:
– Надо было найти такого козла отпущения, который покончил бы с собой до процесса и заодно оставил бы покаянную записку, что это он во всем виноват. Кстати, при известной сноровке не потребовалось бы даже самоубийства: предъявили бы чей-нибудь убедительный труп, а козлу отпущения дали бы повышение, сменили фамилию и отправили бы работать дальше на благо родины.