– Он мне не друг, – объявил капитан Уортингтон, надувшись.
– Хорошо, передайте вашему недругу, что я как раз подумывала о том, чтобы совершить прогулку по Парижу, так что его приглашение пришлось весьма кстати, – кротко промолвила Амалия.
Уортингтон поглядел в ее золотые глаза, вздохнул (баронесса Корф потом утверждала в кругу друзей, что от его вздоха даже всколыхнулась занавеска) и, прежде чем Амалия успела отодвинуться, завладел ее рукой и почтительнейше ее поцеловал.
– По-моему, сэр, вы позволяете себе возмутительные вольности, – сказала Амалия, напустив на себя строгий вид. – Впрочем, можете продолжать в том же духе, – добавила она совершенно другим тоном.
– Должен вас предупредить, миледи, – сказал Уортингтон, не отпуская ее руки, – что мистер Скотт к вам неравнодушен.
– В этом месте мне, очевидно, следует покраснеть и сказать: «Ну что вы, сэр» – или что-то подобное, – отозвалась Амалия, высвобождая свою узкую ручку из его цепких пальцев. – Дорогой капитан, мне не двадцать лет и даже не тридцать, и, уж конечно, ко мне много кто был… как вы выражаетесь, неравнодушен.
Однако если она рассчитывала смутить Уортингтона своим ответом, стоит заметить, что ее ожидания не оправдались.
– Осмелюсь спросить, миледи: а к кому неравнодушны вы? – храбро спросил капитан, нет-нет да косясь на длинные прогулочные перчатки, которые лежали на столике в углу комнаты и до которых Амалия не сумела бы сразу дотянуться.
– Не дерзите, капитан. – Баронесса Корф укоризненно покачала головой. – Перчатки далеко, но тяжелая ваза как раз поблизости.
Уортингтон поглядел на расписную фарфоровую вазу, в которой стояли подаренные им вчера розы, и приосанился.
– Осмелюсь доложить, меня били предметами и потяжелее, – объявил он, блестя шальными светлыми глазами и улыбаясь, как Чеширский кот. – Что ваза, ваза – пустяк!
Тут Амалия поняла, что в словесном поединке ей сегодня капитана не победить, и перевела разговор на предстоящую прогулку.
…Без четверти три длинный черный открытый автомобиль, которым управлял Тревор Уортингтон, подкатил к дверям особняка Орловых. Несмотря на протесты Амалии, Джереми Скотт взял костыли, вышел из машины и открыл перед ней дверцу.
– Значит, вы действительно пошли на поправку! – вырвалось у Амалии, пораженной до глубины души. – А я думала…
Спохватившись, она рассыпалась в извинениях, после чего повернулась к Уортингтону:
– Вы сегодня за шофера, капитан?
– Как видите, миледи. Чем меньше посторонних, тем проще общаться, не правда ли?
Он метнул свирепый взгляд на агентов, которые из своего экипажа наблюдали за тем, как Амалия устраивается на сиденье машины.