– Не беспокойтесь, мсье де Вальми. Его кто-то сглазил. Это скоро пройдет. – И без всякой связи с предыдущим я спросила: – А когда вернется мсье Ипполит?
Он быстро повернул ко мне голову. Одновременно его кресло повернулось так резко, что ручка ударилась о край стола.
– Вы расшибли себе руку! – вскрикнула я, заглушив его раздраженное восклицание.
– Ничего.
– У вас идет кровь! Можно мне…
– Ничего, я вам говорю. Что вы сказали?
– Забыла. Ах да, я спросила, не знаете ли вы, когда вернется мсье Ипполит.
– Понятия не имею. Почему вы спросили об этом?
Я смотрела на разбитую руку. Подняв на него глаза, я увидела, что его взор обращен на меня; лицо было, как всегда, невыразительным и спокойным, но в непроницаемом взгляде было что-то, заставившее меня насторожиться. Я промолчала.
Он перевел глаза на документы, разложенные на столе, немного подвинул нож для разрезания бумаги и небрежным тоном повторил:
– Почему вы спросили об этом?
– Просто Филипп постоянно задает мне этот вопрос, и я поинтересовалась, не получали ли вы каких-нибудь известий о мсье Ипполите.
– Ах да! Боюсь, что ничего не смогу вам точно сказать. Мой брат всегда был немного непредсказуемым. Он не вернется домой по крайней мере еще месяца три. Убежден, Филипп это знает. Кажется, курс лекций Ипполита кончается накануне Пасхи, но он предполагал остаться еще на короткое время, чтобы участвовать в раскопках, если не ошибаюсь, в Дельфах. – Леон улыбнулся. – Мой брат очень не любит писать письма… и Филипп знает об этом не хуже, чем я. – Взяв нож для разрезания бумаги, он положил его на прежнее место и посмотрел на меня, любезно улыбаясь. – Хорошо, мисс Мартин, я вас не задерживаю. Ведь надо еще направить мой праведный гнев в нужное русло.
Я поспешила удрать, а выходя, увидела, что он протянул руку к домашнему телефону.
С неприятным удивлением я поняла, что «удрать» было самым подходящим словом для определения того чувства, с которым я выходила из библиотеки. Это открытие встревожило и рассердило меня. «Черт возьми, тигр играет с мышкой бархатными лапами, спрятав когти, вот как!»
И хотя у меня не было никаких причин для подобных предположений, я не могла избавиться от впечатления, что его пресловутый гнев, о котором мы так много говорили, был направлен непосредственно против меня, что бы он там ни утверждал и как бы это ни казалось невероятно.
Оставалось ровно две недели до пасхального бала, и мне надо было заняться туалетом. Погода стояла плохая, поэтому прогулки с Филиппом можно было отменить, и, хотя в дождливые дни я несколько раз отводила его во двор поиграть, у меня оставалось дома много свободного времени на кройку и шитье. Филипп и Берта были захвачены идеей самим соорудить бальное платье и все время крутились вокруг меня, щупая материал и издавая восторженные вопли при каждой новой стадии его обработки. Конечно, от Берты было больше толку, чем от Филиппа, потому что она дала мне швейную машинку и я могла примерять на ней свое будущее платье – наши размеры совпадали. Она не выражала недовольства, если ей подолгу приходилось стоять, закутанной в блестящие полосы шелка, в то время как я прилаживала детали и всячески экспериментировала.