– Нет!
Берта сказала это с такой страстью, что ее голос разнесся по комнате, и она испуганно прикрыла рот ладонью.
– Почему нет?
– Вы не пойдете в полицию! Вы никому не скажете!
– Но, дорогая моя…
– Я пришла сюда и все рассказала, потому что вы хорошо относились ко мне, потому что я люблю вас и Филиппа. Вы такая добрая и ласково обходились со мной, и это платье… и вообще… Я подумала, что вы как-то замешаны в этом, ну, с мсье Раулем, и все такое… Вы не должны выдавать меня. Не должны!
Новая угроза сделала ее голос таким резким, что я торопливо сказала:
– Пожалуйста, тише! Не будьте дурочкой. Неужели вы ожидали, что я ничего не скажу…
– Вы не должны говорить о Бернаре! Можете уйти отсюда, если боитесь.
Я непонимающе посмотрела на девушку.
– Уйти?
– Да, если то, о чем мы с вами говорили, верно и вам грозит обвинение в убийстве! Вы можете чем-нибудь отговориться утром и сразу же уехать! Это очень просто! В конце концов, можете сказать, что не хотите выходить за него замуж, а оставаться здесь гувернанткой не способны после того, что было между вами. Всякий поверит этому. Они не могут заставить вас оставаться здесь. Никто не будет вас тогда подозревать.
– Подождите, Берта! Это только наши догадки. Но даже если все верно, вы ведь не можете подумать всерьез, что я убегу и оставлю им Филиппа?
– Я буду смотреть за ним! Я не отойду от него, пока не приедет мсье Ипполит! Это ведь только один день! Вы знаете, мисс, что можете мне верить! Если вы расстроите их планы и им не на кого будет свалить вину, может быть, они ничего и не сделают.
– А может быть, сделают, – мрачно возразила я, – и свалят на вас.
– Они не посмеют! Бернар не даст им!
– Может быть, вы правы, Берта. Но я не могу рисковать жизнью Филиппа, надеясь на «может быть». Вы не понимаете, Берта. Дело вовсе не в том, замешана я или нет, дело в том, что они решили убить Филиппа. Понимаю, что вы пришли предупредить меня, и очень вам благодарна, но сейчас просто не может быть речи о том, чтобы я уехала. Сию же минуту пойду и позвоню в полицию.
Лицо девушки, белое как бумага, казалось плоским, лишенным черт: накрахмаленная простыня с двумя дырками вместо глаз.
– Нет! Нет! Нет! – выдохнула она дрожащим истерическим шепотом. – Бернар узнает, что я вам все рассказала! И мсье де Вальми! Я боюсь! Вы не можете!
– Я должна. Неужели вы не понимаете, что все это не важно? Надо думать только о ребенке.
– Я буду отрицать. Буду все отрицать! Присягну, что он ничего мне не говорил, что я вам ничего не сказала. Скажу, что вы соврали! Скажу!
Наступило короткое молчание. Я отошла от двери: