– Нет. Еще три часа. Давай не рисковать. Вернемся и запремся в том домике у пристани.
Домик казался еще менее уютным, чем раньше. Филипп на минуту исчез, прошел вдоль задней стены и скоро вернулся, с видом победителя размахивая ключом.
– Молодец! – похвалила я мальчика. – Показывай дорогу, кролик!
Он осторожно поднялся по крутой лестнице, ведущей к двери, возвышавшейся над маленькой пристанью, где у самого берега стояло несколько лодок. Ступеньки были мокрые и скользкие, заросшие мхом, и я боялась, что мы свалимся в воду. Дойдя до двери, Филипп наклонился, и я услышала, как заскрипел ключ в замке. Взвизгнув на петлях, дверь открылась. Перед нами зияло темное пространство, откуда веяло пылью и холодом запустения.
– Вот так убежище! – сказала я с деланым восторгом, который, как мне казалось, нисколько не обманул Филиппа. Потом я осторожно включила фонарик.
Слава богу, здесь было сухо. Но это было единственным преимуществом этого помещения – мрачной черной коробки, пыльного склада всякого мусора, прошлогодних сломанных игрушек, напоминающих о прошедших летних днях. Потом я узнала, что неподалеку, на набережной, когда-то была зацементированная площадка, служившая пляжем семейству Вальми. Здесь были беспорядочно свалены разные вещи, которые выглядят такими заманчиво яркими в июньский полдень: складные кресла и шезлонги, огромный пляжный зонт из оранжевой с алым парусины, какие-то непонятные предметы, грязные и свернутые, которые могли быть надувными подушками, огромная резиновая утка, похожая на колбасу резиновая лошадь в темно-синих яблоках…
В неровном колеблющемся свете фонарика они выглядели гротескными чудовищами, особенно страшными от мысли, что нам придется провести среди них несколько бессонных часов, дрожа от страха, что нас кто-нибудь обнаружит.
В стене, обращенной к берегу, было маленькое окошко. Я придвинула вплотную к нему один из сложенных шезлонгов, чтобы скрыть свет фонарика от случайных наблюдателей, потом, вернувшись к двери, заперла ее на ключ.
– А что мы будем здесь делать до двенадцати часов? – меланхолически спросил Филипп, стоявший позади меня.
– Раз у нас нет фишек и шахмат, – с напускной бодростью ответила я, – нам остается только заснуть. Почему бы и нет? Ты, должно быть, умираешь от усталости. Теперь тебе не о чем беспокоиться, можешь спать спокойно.
– Нет, – с некоторым сомнением ответил он, потом сказал, словно что-то вспомнив: – Я буду спать в лодке.
– Дурачок, здесь нет лодки. А те, что снаружи, насквозь мокрые. Может быть, вот тут мы найдем что-нибудь получше… – с той же напускной бодростью добавила я, направляя луч фонарика на ужасную кучу мусора.