Элоиза издала странный стонущий звук; Филипп повернул голову и поглядел на нее, крепче прижавшись к Ипполиту. Я сказала тихим жестким голосом, который показался мне чужим:
– Филиппу всего девять лет. Ему пришлось многое пережить, он очень устал и, наверное, голоден. Я прошу вас разрешить мне отвести его вниз, чтобы его накормили.
Они вздрогнули, словно заговорил один из покрытых чехлами стульев. Потом Ипполит сказал:
– Конечно, его следует отвести вниз. Но мне бы хотелось, чтобы вы остались с нами. Пожалуйста, позвони, Рауль.
Рауль окинул меня взглядом, в котором я не прочла ничего, кроме безразличия, и позвонил.
Мы молча ждали, наконец дверь отворилась. Это была не мадам Вуату, которая стояла рядом, а пожилой лакей с приятным лицом.
– Гастон, – сказал Ипполит. – Не могли бы вы отвести мсье Филиппа вниз и дать ему что-нибудь поесть? Пусть мадам Вуату или Жанна приготовят для него комнату… маленькую гостиную рядом со мной, я полагаю. Филипп, пойди с Гастоном. Он приглядит за тобой.
Филипп вскочил с дивана. Он улыбался. Седовласый Гастон улыбнулся в ответ.
– Пойдем, – сказал он и протянул мальчику руку.
Филипп подбежал к нему, даже не оглянувшись. Дверь за ними закрылась.
Ипполит снова повернулся к Раулю. Я чувствовала, что он с трудом сохраняет спокойное выражение лица и старается, чтобы не дрожали руки. Голос его немного вибрировал, но был таким же мягким и приятным, как раньше:
– Хорошо, Рауль, продолжай, – сказал он. – И я предупреждаю тебя, все факты должны быть подтверждены. Ты… Не забывай, он мой брат.
– И мой отец, – резко ответил Рауль. Неожиданным движением он стряхнул пепел с сигареты в холодное жерло камина. – Что касается фактов, то у меня их не так уж много, но я вам их представлю полностью. Я узнал обо всей этой истории… – он поднял на меня глаза: они были аспидно-серыми, – только сегодня утром. – На минуту Рауль замолчал. Потом снова заговорил: – Мне не нужно рассказывать вам о том, что известно и без меня, – начал он. – Если бы Филипп не родился, мой отец унаследовал бы имение Вальми, где прожил всю жизнь и которое любил, особенно со времени несчастного случая, больше всего на свете, был прямо одержим этой любовью. Пока его старший брат не женился, он был уверен, что в один прекрасный день Вальми будет принадлежать ему, и, не колеблясь, тратил на Вальми доходы со своего собственного имения – Бельвиня. С девятнадцати лет я вел для него дела Бельвиня и знаю, что в течение всего этого времени из него выкачивалось все, что могло бы поправить там дела. Мы с отцом часто спорили относительно… в конце концов, это и мое имение тоже, и я не был так уверен, как он, что его старший брат Этьен никогда не будет иметь наследника.