Крыся рада приезду этой многонациональной семьи. Она рассчитывает на то, что молодые девушки будут ей не столько подругами, сколько назваными дочками.
* * *
Хамид ходит по пустому дому, не зная, к чему приложить руки. Чем заняться, как дальше жить? На шкафах и этажерках – буквально везде – стоят фотографии Зайнаб: то с маленьким Адилем, то втроем. А на прикроватной тумбочке – красивая портретная фотография с их свадьбы. У мужчины щемит сердце, когда он на нее смотрит. Он решает спрятать их в коробку и закрыть на четыре защелки. «Так же, как и с памятками о Мириам, – вспоминает он очередной трагический период своей жизни. – Всё моя гордыня. Одна жена меня бросила, а другая отошла в мир иной». Сжав кулаки, он поднимается по лестнице на второй этаж, входит в спальню умершей матери и подходит к большому шкафу. Он вынимает оттуда коробки с надписью «Мириам» и кладет на низкую скамью.
– Я должен отдать ей все документы, которые она оставила, – говорит он сам себе. – Они наверняка будут ей нужны.
Он вынимает их общую игаму[48] и с минуту держит в руках.
– Наверняка ей пригодится, если решит куда-нибудь пойти с Адилем…
Быстро просматривая бумаги, он откладывает в сторону свидетельство о рождении их сына, свидетельство о браке, документ об окончании Марысей первого курса обучения, банковский счет о положенных Хамидом на ее имя деньгах, на котором по-прежнему лежит сто тысяч долларов, подаренных ей мужем как приданое.
– Это тоже может ей пригодиться, – улыбается он иронично. – Я точно это назад не возьму.
Потом тянется за очередной большой коробкой и вытягивает из нее фотографии. Часть из них – их поездка в Польшу, часть – в Лондон, а все остальные, разумеется, из Саудовской Аравии. У мужчины дрожат руки и все сильнее сжимаются челюсти. «Почему она мне изменила, почему так ранила, почему, в конце концов, не сказав слова, оставила?… Ведь могла тогда попросить прощения, и я наверняка простил бы ее. Плохие поступки влекут за собой другие, еще худшие. Любое вранье выйдет наружу! Боже мой, слишком много испытаний для одного парня! Отдам ей эти бумаги, а потом должен буду куда-то исчезнуть, куда-то поехать, изменить свою судьбу и жизнь. Только куда? Что делать?» Он отчаялся, по его запавшим, исхудавшим щекам неудержимо текут слезы. «Мириам, Мириам, как ты могла?! Как ты могла со мной так поступить?! И хотя я знаю, что ты по-прежнему меня любишь, теперь я уже не смогу тебя простить. Мое мужское достоинство, моя честь мне этого не позволят, – говорит он бывшей жене мысленно. – Не могу!» Он падает на пол, закрывает лицо руками и громко плачет. «Мириам!»