— Нет, нет, — простонал Пепси, — это… этого быть не может!
— Хо-хо-хо, а вот есть же однако, — расхохоталась огромное существо, наполовину человек, наполовину кочан капусты. — Прозываюсь я Древоблуд, Владыка Ди-Этов, а еще часто называют меня Царем Горо…
— Не говори таких слов, не надо! — выкрикнул Мопси, в ужасе зажимая волосатые уши.
— Да ты не боись, — усмехнулся приветливый овощ. — Я желаю жить с вами в мирабели.
— О нет, нет! — стонал Пепси, грызя в помрачении галстучный зажим.
— Пошли-пошли, — сказал великан. — Я вас познакомлю с моими поддаными, что проживают в лесу. Вот им редистость-то будет! Хо-хо-хо! — и зеленый морок согнулся пополам, радуясь собственному каламбуру.
— Умоляю вас, умоляю, — взмолился Пепси, — мы не вынесем этого, после всего, что нам пришлось пережить.
— Я вынужден настоять на своем, друзья мои, — сказал великан. — Народы моего царства отправляются на войну со злым Сарафаном, пожирателем клетчатки и другом черных сорняков, с каждым днем все злее угнетающих нас. Мы знаем, что и вы враждуете с ним, а потому вам придется отправиться с нами и помочь одержать победу над этим диэтоубийцей.
— Ну что же, — вздохнул Пепси, — Ну ладно. Если надо…
— …значит надо, — вздохнул Мопси.
— Да не вздыхайте вы так, — успокоил хобботов великан, вскидывая их на свой изжелта-зеленый загривок. — Быть Владыкой Ди-Этов тоже не сахарная свекла — хо! — особливо при моем-то проворстве.
Хобботы верещали и дрыгались, пытаясь вырваться из лап приставучего великана.
— Зря брыкаетесь, — урезонивал их великан, — у меня есть для вас пара персиков, пальчики оближете. На вкус — совершенные… совершенные…
— …перчики, — пробормотал Пепси.
— Хэ-хэ, — забулькал великан, — а неплохо. Жаль, не я это сказал!
— Скажете еще, — всхлипнул Мопси, — какие ваши годы.
Сидя в тенистой рощице, Артопед, Ловелас и Гимлер растирали ноющие мышцы, а Реготуны между тем поили своих слюнявых скакунов, высматривая среди них самого слабого, дабы отужинать им. Три долгих дня они скакали во всех направлениях по гладкой каменистой земле, приближаясь к страшной твердыне Сарафана Хамоватого, и отношения среди членов маленького отряда становились все более напряженными. Ловелас и Гимлер неустанно изводили друг друга. Эльф от души посмеялся над гномом, когда тот на исходе первого дня свалился со своего скакуна, и баран проволок его по земле, основательно ободрав. В отместку Гимлер исподтишка накормил Ловеласова барана сильным слабительным. В итоге весь второй день хворое животное мотало перепуганного Ловеласа, носясь то кругами, то зигзагами, за что Ловелас той же ночью отомстил гному, укоротив его мериносу заднюю правую ногу и обеспечив Гимлеру на весь следующий день бурные приступы морской болезни. Короче говоря, скучать никому не пришлось. В добавление к этому, и Гимлеру, и Ловеласу стало казаться, что со дня встречи с Реготунами Артопед несколько тронулся, ибо он все время ерзал в седле, бормотал себе что-то под нос и то и дело оглядывался украдкой на предводительницу бараньих пастырей, неизменно отвергавшую его приставания. В последнюю ночь скачки Ловелас, проснувшись, обнаружил, что Скиталец куда-то исчез, а в ближних кустах происходит шумная потасовка. Прежде чем эльф успел стянуть с волос сетку и схватиться за оружие, Артопед возвратился — еще более меланхоличный, чем обычно — с вывихнутым запястьем и лиловым синяком под каждым глазом.