Много встреч у нас было в боевых частях. Возвращаемся в Можайск. Снова мы на центральной площади. И вдруг - какая перемена! Там, где были кресты гитлеровцев, - голо. В неистовой и справедливой ненависти к немецко-фашистским захватчикам можайцы смели все эти кресты до единого и сожгли их на кострах. Небывалое для любой войны! Как и почему это было сделано? Надо объяснить. Это и сделал Илья Эренбург в своей статье "Смерть и бессмертие". Он провел резкую, разграничительную линию между советскими воинами, сложившими свои головы на поле брани во имя свободы и независимости Родины, и погибшими под ударами Красной Армии гитлеровцами.
О наших бойцах он писал: "На площадях Малоярославца и Можайска я видел святые могилы: здесь похоронены храбрецы, участвовавшие в освобождении этих городов. Пройдут годы. Забудутся страшные месяцы войны. Люди отстроят новые города, новые школы, новые клубы. Красивей, больше прежних станут наши города. В сердце освобожденных городов останутся дорогие памятники. И мать, показав ребенку на цоколь с начертанными именами, скажет: "Вот, Петя, кто тебя спас..."
А о сраженных фашистах он написал:
"Немцы закапывали своих мертвецов не на кладбищах, не в сторонке, нет, на главных площадях русских городов. Они хотели нас унизить даже своими могилами. Они думали, что завоевывают русские города на веки веков... Парад мертвецов на чужой земле не удался: ушли живые, ушли и трупы - не место немецким могилам на площадях русских городов... Забвенью будут преданы имена немецких захватчиков, погибших на чужой земле".
С давних времен говорили: "Мертвые сраму не имут". Нет, и мертвые немецкие захватчики имут срам! - во весь голос сказал писатель. Сказал он это для того времени, сказал и для будущего, словно предчувствовал, что гитлеровские последыши, всякого рода неонацисты попытаются обелить и живых и мертвых - всех, кто шел в разбойничий поход на Советскую страну, чтобы захватить чужие земли, поработить наш народ, всех, чьи руки обагрены кровью миллионов советских людей.
Вспоминаю, как мы с Ильей Григорьевичем вычитывали гранки его статьи "Смерть и бессмертие", а рядом сидели Симонов и Екатерина Шевелева. Говорили о тех немецких кладбищах в Можайске и других городах и селах, захваченных немцами. Шевелева молчала, не вмешивалась в наш разговор. А на третий день принесла стихи. На ту же тему - гневные, беспощадные:
Снега не обелят их в долгую зиму,
Не скрасит их зелень лугов
И люди не скажут, что сраму не имут,
Презренные трупы врагов.
"Можайск взят" - так называлась первая статья Эренбурга о нашей поездке. За ней последовал "Второй день Бородина". Были в том очерке волнующие строки: "Сто тридцать лет спустя Бородино снова увидел героев - в других шинелях, но с русским сердцем... Россия не забудет и второй день Бородина..."