- Мировой кадр...
Но этот "мировой кадр" в газету не попал. Не мог пойти потому, что на нем был запечатлен и редактор: не догадался я вовремя отойти в сторонку. Лишь после войны ему нашлось место в разных журналах и книгах о войне...
* * *
Чем ближе к Можайску, тем сильнее чувствовалось дыхание боя. Много смятых, искореженных, разбитых танков, пушек, машин. Вдоль дороги, в кюветах - задубевшие трупы фашистов, которые не успели убрать. Появились пленные. Мы приехали в Можайск, когда немцы уже были изгнаны из города. На здании горсовета висел красный флаг, водруженный, как нам сказали, политруком роты, первой ворвавшейся в город. Жители, вышедшие из подвалов и вернувшиеся вместе с армией к своим очагам, рьяно сдирали со стен зданий и рвали объявления, распоряжения и приказы немецких властей, неизменно заканчивавшиеся угрозами: "...кто не сделает - будет расстрелян".
Центральная площадь Можайска. Она превращена немцами в кладбище. Кресты... кресты... Много их и все фигурные, с выжженными готическими надписями. На одном из них кто-то из наших написал: "Шли в Москву, попали в могилу". За Можайском мы разыскали командира 82-й стрелковой дивизии генерал-майора Н. И. Орлова. О нем нам уже рассказывал Говоров. Есть и у Эренбурга такая запись: "При всей своей сдержанности, даже склонности к скепсису, Говоров, как и другие, был приподнят удачами, говорил: "Пожалуй, через недельку Можайск возьмем..." А Можайск взяли несколько часов спустя. Генерал Орлов не послушался своего начальника и ночью ворвался в город. Говоров смеялся: "Победителей не судят..." Настроение у Орлова бодрое. За два дня дивизия прошла двадцать километров. Он сейчас готовит новый рывок. На очереди, сказал комдив, Гжатск. Дня за два рассчитывал он освободить город.
При въезде в Бородино, на перекрестке дорог, стоит столб и на нем указатель. Возле него наши бойцы. Вышли мы из машины, подошли к ним. Эренбург читает надпись на табличке, написанную на немецком языке. Громко переводит: "До Москвы 100 километров". Среди бойцов оживление:
- Теперь они считают, сколько до Вязьмы...
Кто-то хотел сбить табличку, но его остановили:
- А ты поверни назад и напиши: "До Берлина".
Кто-то добавил:
- Далеко, но дойдем...
Да, придет время, и на дорогах войны действительно появятся таблички с надписями: "До Берлина 100 километров", "До Берлина 20 километров". Конечно, будет это не скоро, очень не скоро. Но о Берлине и тогда думали, верили, что дойдем!
Вот и Бородинское поле. Разорены и сожжены села, окружающие его, Семеновское, памятное по 1812 году, Горки... Когда мы подъехали к Бородинскому музею, он еще пылал, и сквозь пламя светилась надпись на фронтоне: "Слава предкам". Уцелел памятник Кутузову. Немцы его заминировали, но взорвать не успели. Увенчанный орлом с распростертыми крыльями, стоит он гордо и непоколебимо на небольшом холмике. На нем меч, устремленный острием ввысь, и надпись, словно обращенная к сегодняшней победе на Бородинском поле: "Неприятель отбит на всех пунктах"...