Когда кто-то в присутствие Шуры пытался обозвать Федю «недомерком», Шура, не раздумывая, лупила обидчиков своим большим портфелем. Рука у Шуры и без портфеля-то тяжелая была, а тут с портфелем. Мама не горюй! В свою очередь Федор кидался на обидчиков Шуры, независимо от их габаритов, и вцеплялся в них, как тот самый клещ. Дрался Федор самозабвенно практически до потери пульса, поэтому Шуре иногда приходилось отбивать его своим портфелем. Шура с Федей сидели за одной партой, вместе ходили домой и в кино. Однако, когда Федор еще в третьем классе вдруг ни с того ни с сего попытался Шуру поцеловать, то получил от нее этим самым портфелем прямо по башке. Получил так, что подобные мысли больше никогда не приходили ему в голову. Хорошо хоть вообще после этого мысли у него какие-то остались.
При наступлении так называемого подросткового переходного возраста Шуру постигла еще одна незадача, которая начисто разбила ее сердце. Шурино румяное упитанное личико, всегда такое гладкое и бархатистое, похожее на спелый персик, внезапно покрылось погаными прыщами. Эльвира Викентьевна схватила Шуру в охапку и помчалась по врачам. Все врачи, как один, пожимали плечами и успокаивали Эльвиру Викентьевну словами: «Само пройдет». Шура, глядя на себя в зеркало, ревела и думала, что по окончании школы пойдет учиться не на скульптора и художника, как она мечтала всю жизнь, а на врача. Причем на врача, который специалист по разным кожным болезням. Дерматолог называется.
Рисованием Шура увлекалась с самого детства, а ее пластилиновые поделки приводили в неописуемый восторг всех воспитательниц детского сада. Став постарше, Шура после школы посещала кружок в районном Доме пионеров. Художественная школа находилась далековато, и Шуру туда некому было возить, а вот Дом пионеров был прямо напротив дома, где она проживала со своей мамой Эльвирой Викентьевной и ее мужем Пьетрофичем. Опять же в кружок она всегда ходила в сопровождении Федора Моргунова, который нес все Шурины художественные причиндалы, а потом терпеливо смотрел, как Шура рисует или лепит.
– Ничего, талант сам и без художественных школ пробьет себе дорогу, – говорила Эльвира Викентьевна, которой особенно нравились собственные портреты Шуриной кисти.
А тут прыщи! Какой уж тут талант и рисование? Не до этого, ей богу. Шура решила бороться за свою внешность. Недаром Пьетрофич все время учил Шуру, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А Пьетрофич зря не скажет, Пьетрофича Шура уважала. Она не стала полагаться на милость природы, и после окончания школы подала документы в медицинский институт. Глядишь, не только с прыщами, но и с фигурой в процессе обучения что-нибудь да прояснится. Должны же быть у врачей какие-то таблетки. Не исключено, что даже тайные. Для своих. А порисовать можно в свободное от учебы время. Для себя. Для души. Ну, и для Эльвиры Викентьевны, конечно.