Я не удержался и поправил его:
– Кого вздумается, старина.
Из-за Дживса я стал более или менее пуристом и сразу реагировал на просторечные обороты.
– Да замолчи ты!
– Пожалуйста.
– Ты все время суешь свой нос…
– Прости, сожалею. Больше это не повторится.
Чаффи, который все время сверлил меня взглядом с такой злобой, будто вот сейчас возьмет тупой и тяжелый предмет и ахнет по башке, теперь поглядел на Полину с той же злобой и желанием ахнуть по башке чем-то тупым и тяжелым.
– И все равно… – Он запнулся. – Ну вот, из-за тебя забыл, что хотел сказать, – сварливо пожаловался он.
Слово взяла Полина. Лицо ее по-прежнему пылало, глаза ярко сверкали. Точно так же, бывало, сверкали глаза у моей тетки Агаты, когда она готовилась отчитать меня за какой-нибудь воображаемый проступок. От сияющего света любви не осталось и следа.
– Тогда будь любезен выслушать то, что скажу тебе я. Надеюсь, ты не возражаешь, если я тоже приму участие в беседе?
– Ничуть, – сказал Чаффи.
– Конечно, нет, – сказал я.
Полина была, вне всякого сомнения, взволнована ужасно. У нее даже пальцы на ногах шевелились.
– Во-первых, меня от тебя тошнит!
– Ах вот как?
– Да, именно так. Во-вторых, я не желаю больше тебя никогда видеть, ни на этом свете, ни на том.
– Неужто никогда?
– Никогда! Я тебя ненавижу. И жалею, что с тобой познакомилась. Ты свинья, еще более отвратительная, чем те твари в твоем гнусном свинарнике.
Это меня заинтересовало.
– Чаффи, я не знал, что ты держишь свиней.
– Черных беркширских, – рассеянно сказал он. – Что ж, если ты так считаешь…
– Свиней разводить выгодно.
– Что ж, пожалуйста, – сказал Чаффи. – Если ты считаешь меня свиньей, что ж, пожалуйста, считай.
– Мне твоего разрешения не требуется!
– Тем лучше.
– Мой дядя Генри…
– Берти… – остановил меня Чаффи.
– Да?
– Не хочу я ничего знать о твоем дяде Генри. Плевал я на твоего дядю Генри. Если твой несчастный дядя Генри упадет и сломает себе шею, я буду счастлив.
– Поздно, старина. Его уж три года как нет. Умер от воспаления легких. Я только хотел сказать, что он тоже разводил свиней. И они приносили ему хорошие деньги, знаешь ли.
– Да замолчишь ты…
– И ты тоже, – распорядилась Полина. – Не собираешься же ты провести здесь всю ночь? Замолкни наконец и уходи.
– И уйду, – сказал Чаффи.
– Что ж не уходишь?
– Спокойной ночи, – сказал Чаффи и шагнул к лестнице. – Одно только последнее слово… – И он страстно воздел руки.
Эх, не успел я предупредить беднягу, нельзя делать такие резкие движения в старинных сельских коттеджах. Костяшки пальцев ударились о балку, он заплясал от боли, потерял равновесие и скатился на первый этаж, как мешок с углем.